— Не имеет значения. Мне требуется великое множество хлебов. Там в долине, у костров, их ждут тысячи голодных детей.
— Ты хочешь купить еду для них? — изумился еврей. — Как так?
— Просто сердце мое еще не очерствело, подобно сердцам жителей Ротвайля.
Слова Долфа, казалось, забавляют старика. Он вновь пригнулся над столом, изучая монеты. Спина его тряслась, как будто меняла с трудом подавлял приступ смеха.
— Это все, что у тебя с собой, благородный господин?
— Есть еще мелочь.
Десяти– и двадцатипятицентовые монетки, два пятака полетели на стол. Меняла проворно сгреб их и углубился в созерцание. С каждой монеты на него смотрела святая Юлиана, все так и есть. Особенно заинтересовали старика бронзовые монетки, на которых явственно проступала цифра 5.
— Это меч святой Юлианы, воздетый в защиту голландцев, — с самым серьезным видом пояснил Долф.
Старый еврей сложил деньги в кучку и задумчиво произнес:
— Ладно, даю тебе за все вместе пятнадцать динариев из уважения к твоему знатному роду и к тому, что ты проделал дальний путь. Это чистое разорение для меня и моего семейства, но тебе я не могу отказать.
— Двадцать, — не уступал Долф. Сердце его выбивало барабанную дробь.
— О знатный юноша, у тебя доброе сердце, ты не станешь губить бедного еврея! — вопил меняла.
«Помолчи, старик, — мысленно взмолился Долф, — и без того тошно вымогать у тебя эти деньги, но не могу я иначе…»
— Сделка не состоится, — жестко сказал он. — Покажи мне дорогу к булочнику.
Меняла не собирался выпускать из рук необычные, колдовские монеты и еще долго пытался сторговаться, но Долф, взваливший на свои плечи тяжкое бремя ответственности за все ребячье войско, стоял на своем.
Наконец он получил свои двадцать динариев, сложенные в кожаный мешочек, не зная толком, как поступить с тяжеловесными серебряными монетами. Взамен он отдал еврею ставший теперь ненужным кошелек, чем доставил старику немалую радость.
Скорее к булочнику Гардульфу!
Булочник уже погасил огонь в печи и сидел за вечерней трапезой в кругу домашних. Долф, свалившийся к ним, словно снег на голову, скороговоркой выпалил придуманное тут же приветствие, назвал свое имя, которое произвело обычное действие, и заказал булочнику восемь сотен самых больших хлебов, которые он только может испечь. Притом испечь немедленно! Он, Рудолф ван Амстелвеен, готов выложить булочнику двадцать серебряных динариев за эту работу.
— Цена маловата… — сокрушался ремесленник. — Поди испеки такую уйму всего за одну ночь. Вот-вот вечерний колокол пробьет сигнал тушить огни. Подмастерьев у меня только двое, да и те уж спят. Сжалься над нами, благородный господин, не накликай на нас беду.
