И в самом деле, все было готово благодаря усердию Понго, скрупулезно выполнявшего все инструкции врача. Моисей больше не стонал; он шумно дышал, даже слегка похрапывал.
Финнеган приподнял пальцем веко пациента и обвел ставшим вдруг острым, как лезвие в его руке, взглядом четверых своих помощников.
— Он спит, но и во сне может здорово дернуться, когда я начну резать. Так что держите покрепче, ребятки.
Четыре пары рук тут же прижали гиганта к столу, а лекарь, наклонившись над пациентом, сделал первый длинный надрез. Моисей так крепко спал, что лишь едва заметно вздрогнул, когда сталь вошла в его плоть.
Жиль, как завороженный, следил за точными, быстрыми движениями пальцев хирурга, который вскрывал, впрочем без особой спешки, ногу, раздвигая мышцы, отирая кровь по мере того, как она выступала из раны. Внезапно страшное зловоние заполнило прикрытое парусиной пространство, — взмыленным матросам теперь с трудом удавалось удерживать в неподвижности распростертое на столе тело, — и из разреза хлынул зеленый гной. Голый до пояса Понго принялся промокать его — он мгновенно выполнял все распоряжения врача, которые тот давал, казалось, машинально.
Промокать ему пришлось долго: гной, вытекавший из черной ноги, не иссякал. Наконец он слегка порозовел, потом стал совсем красным; кровотечение остановилось в тот момент, когда Финнеган извлек пинцетом свинцовую пулю и победно потряс инструментом…
— Его ранили до того, как он попал в воду, — спокойно пояснил лекарь. — Не акула же, в самом деле, выстрелила в него из пистолета. Могу даже с уверенностью сказать, что пуля угодила в ногу за день или за два до прыжка в воду, вероятно, во время восстания. След от свинца скрыла рваная рана, которую вы лечили, причем, судя по всему, очень неплохо. Думаю, причиной ее была встреча с подводной скалой, а вовсе не с акулой. Хищник вряд ли бы удовольствовался такой скромной порцией мяса.
Продолжая разглагольствовать, Финнеган установил дренаж, аккуратными стежками, как рачительная домохозяйка, сшил края длинного разреза и обернул абсолютно неподвижную теперь ногу разорванным на широкие полосы чистым полотном.
— Отнесите больного назад, на постель, пусть спит, — сказал он и отвернулся от стола, словно и стол, и лежавший на нем пациент потеряли для него всякий интерес. — В пилюле, которую я ему дал, был опиум, так что он еще долго будет спать.
Думаю, все обойдется.
Схватив флягу с ромом, из которой поил Моисея, он опорожнил ее до последней капли, вытер тыльной стороной ладони бороду и вздохнул:
