— Но я не могу располагать вашими ночами? — спросила она с легкой улыбкой.
— Почти так. Да, я чуть не забыл. — Он быстро снял ливрею, которую на него надели в трактире, и бросил ее на стул. — Будьте добры распорядиться, чтобы вернули мою одежду, слугу и лошадей.
— Вы с ума сошли. Вас же ищут в Мадриде более тщательно, чем где бы то ни было. А в вашем мундире вы еще приметнее, чем Эскуриал. А ваш краснокожий — это же белый волк посреди Мадрида. И потом, куда вы намерены идти? Кто они, ваши верные друзья?
— Художник королевского двора Франсиско де Гойя-и-Лусиентес. У него есть мастерская, тайная мастерская в квартире Растре, о ней ничего не знает его жена. Он там пишет для себя, по-своему.
Взрыв ярости охватил Каэтану.
— Гойя! Друг и любимый художник Бенавенте! И вы хотите к нему идти?
— Да, к нему. Он мой друг. Это человек прямой и смелый. Я знаю, что вы его не любите. Однако вам следовало бы приблизить его к себе. Это великий художник, пожалуй, самый великий художник Испании.
— Его картины не показались мне такими уж блестящими. Однако это действительно смелый человек и… хороший матадор. Я видела его однажды на арене и нашла в нем удивительное сходство с быком. Ну, быть по сему, если уж вы так хотите. Но дам вам совет. Наденьте снова ливрею и оставьте на ваших лошадях попоны с моими гербами. Это послужит вам защитой. Завтра я вам пришлю вашего слугу и другую лошадь с такой же попоной. Это будет осторожнее. До свидания, шевалье.
Он подошел к ней, встал на колено, поцеловал руку.
— Прощайте, ваша светлость. Я унесу с собой память о вашей доброте и глубокое сожаление, что все не так, как хотелось бы, а лишь так, как есть.
Прелестным жестом она поднесла к его щеке свою руку, которую он поцеловал.
— Я сказала «до свидания», шевалье, но не «прощайте». Мы еще увидимся.
— Если Богу будет угодно.
— Это угодно мне… и Богу тоже.
После великолепия дворца д'Альба Турнемин с некоторым облегчением въехал на плиты нижних кварталов. Запах цветущих мандариновых деревьев, французских духов сменился запахами жареного лука, дешевого вина, немытых тел. Толпы девушек с гвоздиками, вплетенными в блестевшие от масла волосы, дерзких мальчишек в лохмотьях, старух, закутанных в черные шали, стройных цыганок с быстрыми глазами — все это отодвинуло на задний план пышность Аранхуэса и благовонную опасность его садов. Ливрея д'Альба служила отличным пропуском. Эту фантастическую принцессу д'Альба столь же уважали, сколь и любили. Плотная толпа, текущая к берегам Манзанареса, давала дорогу и приветствовала того, кого она принимала за одного из ее слуг.
