— Значит, теперь вы получите красивый чек от Лэрри, а потом грациозно растворитесь в ночи?
— А что же мне делать?
— Предположим, существует кто-то еще. Третий человек, о котором вы не знаете, планирует убить Ивена. Вы бы попытались его остановить?
— Если бы я знал, кто он, этот третий, и почему он хочет это сделать, — устало буркнул я. — Ивен — единственный, кому известно точно, сколько человек имеют веские причины желать его смерти. Он смог назвать только двоих.
— Может, он так сильно напуган, что не мог даже думать о третьем? — неуверенно предположила Розмари.
— Тогда посоветуйте ему позвонить мне, когда он наберется смелости и вспомнит имя третьего, — сказал я.
— Мне кажется, я могу вам помочь. — Ее глаза задумчиво остановились на мне, когда она произносила эти слова. — Иногда мне кажется, что я сама способна его убить, когда он становится совершенно невыносимым. Но потом я понимаю, что слишком его люблю, чтобы причинить ему даже просто боль. У него внутри сидят две вещи: фантастическое честолюбие, которое движет им, и безумные, безответственные эмоции ребенка. Эти две силы все время борются между собой, и это порождает в его голове бесконечные навязчивые идеи.
— Я считал, что вы просто психопатка! — беспомощно развел я руками. — А теперь вы говорите как психиатр!
— С тех пор как мы вместе, я была для него отдушиной в моменты, когда напряжение доходило до предела. Иногда Ивен занимался со мной любовью, иногда бил меня. Бывало, пару дней он меня совсем не замечал или часами орал на меня, обзывая грязными словами и повторяя их снова и снова. Я могу все стерпеть, хотя если бы не марихуана, не знаю, пережила ли бы ту неделю в Нью-Йорке. Тогда он совершенно обезумел, я еще не знала его таким.
— В чем это проявлялось? — Сам того не желая, я начал с интересом ее расспрашивать.
— Вы видели мою спину, наверняка видели, раз вспомнили. После того как он меня избил, он стал раскаиваться, с ним началась пьяная истерика. Потом он начал страшно пить. И чем больше пьянел, тем чаще вспоминал свою жену. Я лежала лицом вниз на кровати, и мне казалось, что кто-то разжег костер на моей спине. Честно говоря, тогда я его не слушала. Большую часть времени он бормотал что-то невразумительное, снова и снова повторяя ее имя и умоляя простить его. Потом он уснул. У меня хватило сил встать и пойти в ванную. Я обмыла спину и приняла пару таблеток аспирина. Ивен проснулся как раз в тот момент, когда я вернулась в спальню, и, должно быть, принял меня за кого-то другого — в комнате горела только ночная лампа. В жизни мне не приходилось видеть ничего подобного: его охватил ужас, и он говорил что-то совсем непонятное. Умолял меня не убивать его, упал передо мной на колени и пытался целовать мои ноги. Было бесполезно говорить ему, кто я такая, он меня просто не слышал.
