М-да, он, кажется, отвлекся, где там эта девица. Однако как у нас сверкают глазки, какой румянец и вид такой независимый. Мистеру Фоксворту это совсем не понравилось; сама почти ребенок, не замужем — ей следовало бы держаться скромнее и вообще чуть не плакать.
В отместку он, оттянув белейший манжет, демонстративно посмотрел на часы. Ага, прикусила губу. Разжав наконец стиснутые руки, она поблагодарила его. Поблагодарила очень любезно, но в голосе ее явно была ирония, вы только подумайте!
Он довольно резко спросил, все ли она поняла, на что она только улыбнулась и вежливо поинтересовалась, сколько с нее за визит. Мистер Фоксворт почувствовал себя очень неуютно. Девица определенно издевалась, вряд ли ей неизвестно, что подобные вещи спрашивать неприлично. Он слегка покраснел и, поспешно встав из-за стола, пробормотал, чтобы она оставила свой адрес у секретаря.
— Извещение на оплату будет выслано незамедлительно, — добавил он с неохотой: деньги он брал немалые и предпочитал избегать этой щекотливой темы. Элен вышла из кабинета. Спустилась по широкой, очень респектабельной лестнице, толкнула тяжелую дверь и, одолев ступеньки высокого крыльца, очутилась на Харли-стрит. В этот момент подкатило такси; высокий средних лет мужчина, осторожно придерживая дверцу, помог выбраться своей спутнице, очень хорошенькой, в меховой шубке, она неловко оперлась на его руку и рассмеялась. У нее был круглый, большой уже живот.
Элен поплотней запахнула свое тонкое пальтишко и подняла воротник, заслоняясь от ветра. Она смотрела, как мужчина и женщина поднимаются по ступенькам, даже ее не заметив… Решительно шагнув к кромке тротуара, она махнула таксисту.
Значит, четвертого мая. Эта мысль преследовала ее неотступно, надо немедленно что-то предпринимать. Назвав шоферу адрес, она еще раз посмотрела сквозь стекло на тех мужчину и женщину, наклонилась к шоферу и велела ехать побыстрее.
Льюис был наверху в спальне, когда в прихожей хлопнула дверь. Он переодевался, собираясь уходить. Настроение было неважное. Его раздражала эта холодная комната. Раздражал этот покатый потолок, мало подходящий для человека ростом в метр девяносто. Его раздражали бесконечные звонки Тэда, нудившего по телефону, что пора и честь знать, пора возвращаться в Париж. Его раздражала Элен, которая ужасно беспокоилась о фильме и могла часами обсуждать с Тэдом эту «Ночную игру». Его раздражала девица, которую он вызвался сопровождать сегодня на ужин с танцами в особняк на Беркли-сквер. Но больше всего его раздражал он сам. Что-то с ним творилось, но он никак не мог понять, что именно, и совершенно не мог с этим — неизвестно чем — совладать.
