Редкие банановые рощи, рисовые и хлопковые поля отмечали трудное продвижение баржи к сахарным плантациям «Грит Бэррие Риф» вверх по реке.
Квинслендский сахар конкурировал с сахаром, выращиваемым на Фиджи, Яве и в Южной Африке. В колонии, где спрос на рабочую силу превышал предложение, нельзя было нанимать для работы на сахарных плантациях белых — это делало сахар слишком дорогим. Поэтому владельцы сахарных плантаций для расчистки, возделывания и уборки сахарного тростника вывозили рабочую силу с островов Тихого океана. Эти рабы назывались канаками, от гавайского — «человек». Канаки обманом вывозились со своих островов или вожди племен продавали их белым, а работорговцы занимались перепродажей на пристанях в Брисбане, Макайе и Таунсвилле.
Кого бы из них Дэниэл наказал больше — белых, торгующих островитянами, или самих островитян, продающих соплеменников?
— Чертова кухня, — пробурчал он и спросил одного из канаков, который сидел рядом на корточках:
— Ты голоден? — У Дэна с собой было немного сыра и теплого хлеба, купленного вечером перед отъездом.
— Тонкил не понимает английский, — из тумана отозвался мягкий женский голос.
Дэн полу оберну лея в направлении, откуда шел голос, оперся рукой на бедро. Полупрозрачное облако пара мягко окутывало молодую женщину, сидевшую спиной к палубной надстройке. Ее блестящие темно-карие глаза пытливо изучали Дэна. Он обрел голос:
— Кто вы?
— Кай, полинезийка, проданная в море. — Ее голос звучал ровно, с чувством собственного достоинства. Голос совершенно пленил Дэна. Он так разительно отличался от хриплых голосов нищих бродяг и золотоискателей, с которыми Дэниел жил бок о бок больше трех лет, Дэн повернулся к говорящей.
Ее черные, длинные, до талии, волосы, восхитили его. Какой контраст между ее свободно ниспадающими локонами и связанными волосами так называемых цивилизованных женщин. У женщины было круглое лицо, такое круглое, какой может быть лишь луна в южной части Тихого океана. Она не была красавицей в общепринятых нормах.
— Где вы научились английскому?
— От миссионеров протестантского миссионерского общества, — мягкость и теплота голоса мгновенно исчезли.
— Сколько тебе лет?
— Ты задаешь много вопросов, не обязательно требующих ответа. — Она передразнила его британский выговор:
— «Ты голоден?» — Разве это имеет значение? Покорми Тонкил сегодня, и она все равно будет голодной до конца своих дней. Зачем беспокоиться?
Это прозвучало вроде пощечины.
