А потом, потом…
Перед ее мысленным взором возникло его неподвижное тело — он был мертв, как все прочие ее любовники, и утренний свет играл на застывшем челе. Уже одно то, что он любил ее, обрекает его на вечное проклятье. И теперь он уже не может принять свое исцеление как проявление доброты. Нет, для него это будет означать отпущение грехов. И вернет его к ней, но иным — более настойчивым, более самодостаточным, более жестоким и с еще большим отчаянием стремящимся доказать ей свою мужественность, свою мужскую силу после всего, что он перенес…
…Но как раз это-то и убьет его! Такова природа ее проклятья.
НЕЧТО во мраке ее души мерзко захихикало. Уж ОНО-то знает… И радуется ее беспомощности, когда она держит в своих руках то, что ОНО так хочет заполучить.
«Но ведь можно обратиться к Рэндалу, — думала она. — Попросить помощи у Гильдии Магов».
Однако это повлечет за собой вещи, к которым она пока еще готова не была. Она знала, что, по всей вероятности, и не будет готова к этому еще долгие годы. Она нынче слишком выбита из колеи. Волны жгучего желания или, напротив, полной пресыщенности, управлявшие ею в зависимости от фаз Луны, теперь вздымались слишком высоко и мощно. Она бродила по Лабиринту, по Низовью, а иногда и по верхнему городу, недалеко от дворца, и мертвые то и дело встречались ей, встречались гораздо чаще, чем это требовалось, чтобы она могла чувствовать себя в безопасности и в окружении всего того, что было для нее действительно ценно.
Да, ее снедало неистовое, жгучее желание, адская похоть, приходилось в этом признаться. Наверное, это было сродни потребности Страта в алкоголе, который помогал ему сражаться с темнотой и непереносимой болью.
И она вожделела его — безумно, неистово!
***
ОНО опять было рядом. Стилчо видел его красные глаза, горящие в темноте, улыбку, исполненную самодовольства, на жуткой роже, освещаемой изнутри красным светом, просачивавшимся из ноздрей, изо рта и из глаз и подобным адскому пламени.
ОНО снова улыбнулось, и от этой ужасной улыбки он с жутким воплем проснулся. Собственный вопль еще звучал у него в ушах, когда он сел на постели, весь в поту, стыдясь своей слабости и ожидая, что Мория ласково обнимет его и примется успокаивать шепотом — тише, тише, ляг, отдохни! — и поцелует, и заверит, что все в порядке…
— Заткнись! — орали где-то за стеной. — Заткнись, проклятая!
Он прислонился к стене, нервно моргая и дрожа, голый, на ледяном сквозняке. Одурманенная кррфом голова все еще соображала плохо, и он попытался нашарить в постели Морию.
