Она поставила локти на стол и, закрыв ладонями лицо, удалилась в тот странный мир, который пасынок Нико называл «небытием» и который она давно научилась находить внутри себя. В ее случае это был целый лабиринт коридоров со множеством дверей, каждая из которых была снабжена своим замком и ключом.
В этих коридорах она чувствовала себя в безопасности, но там было множество поворотов и темных углов, а также — дверей, которые зловеще дребезжали и перекликались голосами давно умерших людей. И стоило ей подумать о том, что там, за этими дверями, как запоры на них ослабевали.
Так что она старалась об этом не думать.
Но где-то там дальше была еще одна дверь.., все еще открытая.
Ишад знала, что она там есть. Чувствовала. Дверь находилась в самом дальнем и темном конце коридора, и туда ей идти не хотелось. А ведь можно было потихоньку подкрасться к этой двери и, быстро ее захлопнув, повернуть ключ в замке. Но она цепенела от страха при мысли о том, что там, внутри. Однако если так ничего и не сделать, то все это так и останется нетронутым, неповрежденным на долгие годы… Ничего, время еще есть. И наступит такой момент, когда она все-таки соберется с силами…
А там, в той комнате, находилось сокровище. Там вращался синий магический кристалл, дающий власть, тайное могущество.
Кристалл этот был украден, когда магия Санктуария была повержена в прах. Ишад сама спрятала его в таком месте, куда не смог бы проникнуть ни один маг, не убив ее прежде, но она — уже в силу самого проклятья, вызвавшего ее к жизни, — умереть не могла.
И еще там, во тьме, далеко, ждало ее что-то еще — она и сейчас практически могла видеть это нечто — с красными глазами, улыбающееся ей…
И было еще множество дверей, за которыми она заперла всех, кто ей доверял. И ключи от них она бережно хранила, спрятав их в той комнате, где находился магический кристалл, дающий безграничную власть.
И ее главной, единственной добродетелью было то, что она все время прислушивалась к этому гулу голосов, к их перекличке, сохраняя при этом хладнокровие и здравомыслие, хотя все в ней буквально кричало, требуя выпустить их, чтобы они оставались с нею, совершенно беззащитные перед тем красноглазым НЕЧТО, что ждало там, во тьме.
Особенно беззащитен был Стратон.
Ты же исцелила эту проклятую лошадь, неужели ты мне не можешь помочь?
Как болит у нее внутри!
Исцелить его? Ну что ж, пожалуй. Этим она докажет ему, что не отреклась от него, что есть еще надежда для них обоих.
