«Да кто он мне в конце концов? Сват или брат, чтобы за каждый шаг свой перед ним отчитываться?»
Хотя сама бы разобиделась на него, поступи он со мной подобным образом. И поняв это, тут же оправдалась:
«Но ведь это действительно очень нужная для расследования поездка. Побранится для виду, а потом сам же и благодарить будет».
Но Ксения Георгиевна уже семенила мне навстречу, и, увидев ее радостное личико, я позабыла обо всем на свете и поспешила в ее объятия.
— Катенька, родная моя, только вчера тебя вспоминала… — сквозь слезы радости прошептала она.
— Вот я и приехала, а вспомнили бы пораньше — я бы раньше приехала… — отшутилась я, хотя у самой слезы уже наворачивались на глаза.
— Да как у тебя язык повернулся такое сказать, — набросилась на меня старушка с кулаками, а это было совсем не безопасно. Даже в шутку, поскольку своего вязанья с острыми и торчащими в разные стороны спицами она не выпускала из рук никогда.
— Да я шучу, Ксения Георгиевна… — как можно ласковее сказала я, и старуха растаяла и приласкала, но не прежде, чем я загладила свои неосторожные слова во время двухчасового застолья.
А чтобы представить, сколько мне пришлось всего съесть, и чего мне это стоило, нужно хоть однажды побывать в подобном доме. Кормят здесь на убой. И отказов не принимают ни под каким видом. Даже вспомнить страшно. Поэтому ни вспоминать, ни рассказывать об этом кошмаре не буду, а лучше сразу перейду к послеобеденной беседе.
— Ну, а теперь рассказывай, что тебя ко мне привело, — спросила меня Ксения Георгиевна, уложив на мягкий диван и присев в изголовье.
— В гости, — ответила я, не желая сразу переходить к тем серьезным разговорам, ради которых приехала.
— Я понимаю… — хитро прищурилась Ксения Георгиевна и морщинки тонкими лучиками разошлись от ее губ по всему ее лицу. — И все же?
Обмануть ее было трудно, почти невозможно, и я со вздохом отказалась от этого намерения, признавшись:
— Есть у меня к вам несколько вопросов, но сначала я сообщу вам последние новости.
— Уж не о смерти ли Коськи Лобанова? — нахмурившись, спросила она, и мне потребовалось несколько минут, чтобы прийти в себя от потрясения.
— Иной раз, Ксения Георгиевна, — наконец смогла выговорить я, — мне кажется, что вы ясновидящая, честное слово.
— Не преувеличивай. Тем более, что дело-то серьезное…
Удивительное все-таки у нее было лицо. Выразительное и чрезвычайно подвижное. Я любила наблюдать за ним во время наших бесед. В зависимости от той или иной темы оно могло совершенно измениться за долю секунды — от беззаботно-лукавой физиономии до выражения трагической маски, как теперь.
