V Экипаж остановился у небольшого домика, окна которого выходили на Большую Садовую улицу. Здесь располагалось помещение ложи, о котором догадывался мало кто из прохожих, разве что он был посвящен в таинство Ордена.
Я вышел из кареты в сопровождении Кутузова, он проводил меня в дом, в полумраке которого я разглядел несколько лиц, знакомых мне по светским приемам.
Миновав темный коридор, я очутился в комнате, которую освещала огромная звезда, встроенная под потолком. Здесь на глаза мне был повязан шелковый платок со странными вензелями, представляющими из себя иероглифы, значения которых понять я, увы, не мог.
Меня снова повели, на этот раз под руки. Платок был повязан слишком туго и жестко впиявился мне в глаза. Я с трудом подавлял в себе желание избавиться от него. Кажется, мы миновали целую анфиладу комнат, прежде чем мне позволили открыть глаза и осмотреться. Оказывается, меня подвели прямо к алтарю с человеческим черепом, внутри которого истаивала воском догорающая свеча, рядом лежало старинное Евангелие с изображением распятого Христа. Шипение пламени показалось мне зловещим, но отступать было некуда. Я обернулся, позади меня располагались два длинных стола. И тот и другой были накрыты черным бархатом. За одним столом восседали члены ложи, на другом стоял грубо срубленный деревянный гроб в окружении свечей. За столом председательствовал Кутузов, одетый в помятый кожаный фартук, с молотом в руках и ожерельем на шее.
— Внял ли ты малому свету? — спросил Иван Сегеевич.
Я кивнул, не смея и рта раскрыть.
Кутузов продолжил мучительный для меня допрос:
— Соблюдаешь ли седьмую добродетель царя Соломона?
Я не успел ответить, как крышка гроба приподнялась со зловещим скрежетом, и покойница восстала. В тлеющем теле я узнал мадемуазель Камиллу. Она с укором пожаловалась:
— Господин Кольцов сударыню Смерть не любит! Он и карту Радевича перепрятал, мерзавец этакий! — Камилла размахнулась, бросила в меня кубическим камнем, и я очнулся, не в силах перенести вида ее полупрозрачных рук, сквозь плоть которых просвечивали кости.
— Успокойтесь, Яков Андреевич! — встревоженная Варвара Николаевна трясла меня за плечо. — Вы не в себе!
Я только в это мговение понял, что нахожусь в отведенной мне комнате в имении Радевича, и изо всех сил вцепился в руку жены Демьяна Ермолаевича, оставив на ней след от своих ногтей.
В комнате суетились еще несколько человек, я перевел на них взгляд и узнал управляющего и горничную. За маленьким столиком распоряжался доктор, расположив на нем инструменты из своего саквояжа. На вид ему было лет шестьдесят, но действовал он очень энергично, и у меня не было оснований ему не доверять. Доктор то и дело касался своей редкой седой бородки и приговаривал:
