— Не может быть, чтобы мы ничего не нашли, чего-нибудь, что доказывало бы, что Радевич — преступник! — Я просто негодовал.
— Если ваши предположения верны, — уверил Кинрю, -Мы обязательно, что-нибудь отыщем. А если — нет, то… -он развел руками. Я вспомнил, что в скором времени Кутузов потребует от меня отчета, и вздохнул.
— Не расстраивайтесь, — Кинрю не привык к тому, чтобы я терял надежду. — Вы обязательно что-нибудь придумаете!
Мне бы его уверенность!
Я с новыми силами ринулся обыскивать особняк. В итоге в доме не осталось ни одного нетронутого места. Мы осмотрели четыре спальни, библиотеку, столовую, комнату для прислуги, которая, к нашему счастью, пустовала. Видимо, хозяин, ввиду своего отсутствия, отправил всех девушек и лакеев в свое заглазное имение, в котором не жил. Проверили парадный зал и гостиную. Оставался только флигель с привратником, но туда заглянуть я все-таки не осмелился.
Я присел на диван, чтобы передохнуть. Кинрю пристроился рядом, почитывая «Сенатские ведомости», которые взял со стола. Уродливый грифон — теперь он и мне казался уродливым -смотрел на меня своими пустыми глазницами. Вид у него был какой-то неестественный. Я подошел поближе и поднес к скульптуре свечу. Мне показалось, что от львиного туловища немного отходит голова.
— Боже мой! — воскликнул я, слегка надавив на мраморное оперение.
Кинрю взглянул на меня, как на умалишенного. Он словно дивился моему новому религиозному обращению, а я тем временем отвернул грифону голову, поставил ее на стол и порылся во львином чреве, нащупав сложенный вчетверо лист вощеной бумаги.
— Что там?! — черные глаза Юкио Хацуми из щелочек превратились в блюдца.
— Еще не знаю, но, по-моему, — я, подобно бывалому акушеру, извлек находку на свет, — какая-то карта.
— А при чем здесь графиня Картышева? — изумился Кинрю.
— Я и сам бы хотел узнать ответ на этот вопрос, -промолвил я. — Не мешало бы глянуть на эту карту.
Кинрю поднес свечу поближе ко мне, и мы устроились с ним за круглым столиком красного дерева изучать обнаруженную мною карту. Я развернул ее и положил таким образом, чтобы на нее падало как можно больше света.
— Кажется, это план переправы через Березину, — догадался я. — Час от часу не легче! А я-то, наивный, считал, что война закончилась.
— Яков, а вы ничего не путаете? — засомневался Кинрю. — Речь действительно идет о Наполеоне?
— Да, я уверен! — воскликнул я. — Смотри, вот обозначена дорога в Борисов, — я ткнул пальцем в то место плана, где была проведена жирная линия. — А вот, под стрелочкой, явственная подпись: «Березина»
