— Вот этот? — уточнил комиссар Девуа, указывая на револьвер, лежащий на столе на чистой салфетке.
— Да.
— Это оружие принадлежало вашему мужу?
— Мне кажется, да, — не слишком уверенно ответила Zinette. — У него был браунинг. Наверное, этот.
Ну, комиссар Девуа слишком много хочет от нее. Для женщин все револьверы одинаковы, они вряд ли отличат браунинг от маузера, особенно находясь в таком состоянии, в каком находится сейчас эта Zinette. На его взгляд, она совершенно потерялась. Говорит о двух выстрелах, а между тем в барабане не хватает только одной пули. Несоответствие сразу насторожило Девуа, и доверия к рассказу русской дамы у него поубавилось.
— Ну и что было потом? — осторожно задал он новый вопрос.
— Мне почудилось какое-то движение за окном, — пробормотала мадам Морозофф. — Я мельком взглянула и увидела фигуру человека, бегущего по дорожке сада.
— Вы можете его описать? — быстро спросил Девуа.
Zinette покачала головой:
— Помню только, что он был в сером костюме. Или в коричневом?.. Я не присматривалась. Я еще ничего не понимала. До меня не сразу дошло, что мой муж лежит на диване мертвый, с закрытыми глазами.
— Обратите на это внимание, комиссар! — вмешался доктор. — С закрытыми глазами! Причем я потом спросил Зинаиду Григорьевну: она ли закрыла глаза покойному. Она клянется, что нет. Но тогда кто сделал это?
Вопрос был риторический: откуда комиссар знал, кто? Ни в какого загадочного мужчину в сером (а может, коричневом) костюме он не верил. То есть мужчина вполне мог идти или даже бежать по садовой дорожке, но то был постоялец отеля, только и всего. Девуа не сомневался в этом ни единой минуты. Мадам Морозофф все еще не в себе, вот и не помнит, как закрыла глаза мертвому мужу. Совершенно машинально. Впрочем, это объяснимо. Если чуть ли не в твоем присутствии покончил с жизнью горячо любимый супруг…
Хотя, честно говоря, вряд ли такая изысканная дама, как Zinette, могла любить грузного, невысокого, с некрасивым азиатским лицом человека, чей труп лежал на диване, подумал комиссар Девуа. С другой стороны, Морозофф был, по слухам, ходившим в Канне с момента прибытия в город этого грубоватого русского (а вернее, татарина), баснословно богат, а деньги способны любой недостаток превратить в достоинство! Быть может, Zinette боится, что о ней начнут злословить: довела-де мужа до самоубийства?
И в эту минуту комиссар увидел, что вместе с носовым платком мадам Морозофф сжимает в кулачке какую-то бумажку. Девуа осторожно вынул ее из дрожащих пальцев Zinette и развернул.
