— Тетушка не пускала. В ту пору мне едва семнадцать сравнялось, вот она и говорила, не дорос, мол, я еще до столичного житья. Тут-де, в столице, вертеп разврата на каждом углу, всяк норовит ближнего своего облапошить да под монастырь подвести, ну так я первым среди них и буду, — признался Алексей с тем простодушием, которое всегда было его первейшим качеством.
— Тетушка ваша, вижу, мудрая дама, — хмыкнул развалившийся на стуле Варламов, поднося ко рту трубочку.
Могучий Дзюганов тотчас подал ему огоньку и Алексей быстро уставился на Бесикова. Не, потому что тот казался ему столь уж симпатичным, скорее наоборот! Он предпочитал смотреть на Бесикова, поскольку багровая рожа Дзюганова с ее непропорционально большим лбом, крохотными, глубоко упрятанными глазками и бородавкою на щеке внушала истинный страх.
— Да уж, — кивнул Бесиков приятелю и вновь вонзил в Алексея свои буравчатые глазки.
— Отчего ж нынче намерения многоуважаемой Марьи Пантелеевны столь разительно переменились, что она решилась —таки отпустить вас в здешние вертепы?
— Так ведь я наследство получил — сообщил Алексей со всей возможной искренностью
— Наследство? Какое же это наследство?
— После батюшкиной кончины я сделался обладателем Васильков с прилегающими землями, а также трехсот душ народу.
— Не бог весть что, но у иных и этого не имеется, — одобрительно кивнул Варламов, но Бесиков нахмурился:
— Не постигаю связи…
— Ну как же? — заторопился объяснить Алексей.
— Покуда был живой батюшка, всем у нас в доме и в деревне заправляла тетушка. Батюшка был человек тихий, болезненный, ну, тетушке и пришлось волей-неволей взвалить на себя все хлопоты.
Она меня и дорастила, образование мне дала, потому что сама некоторое время вместе с моей матушкой обучалась у лучших учителей нижегородских, и языки до сих пор знает изрядно, и на музыках играет, на клавикордах и мандолине.
Дедушка мой, покуда состояние не спустил, был богач, на дочерей ничего не жалел. Они когда-то первыми невестами в Нижнем слыли. Потом-то, когда дедушка проигрался в дым-прах, еле смог пристроить маменьку за Васильковского помещика Уланова, вдовца, бывшего ее на двадцать годков старше.
Ну, а Марье Пантелеевне так и не сыскалось партии: не идти же, в самом деле, столбовой дворянке за купчика какого-нибудь! Матушка померла, рожая меня, так что тетушке пришлось…
— …волей-неволей взвалить на себя все хлопоты, — докончил за него фразу Бесиков со своей злоехидной усмешкою;
