Народ, уже выпоротый, одетый и повеселевший, и слово не мог сказать от неожиданности. Полковник Березин велел вновь уложить Мамухина и всыпать уже как следует. Минут двадцать солдаты махали розгами — даже вспотели. Митя же Мамухин, встав, снова плюнул на печь:
— Не долго вам на тронах восседать! Грядет ваш смертный час!
Березинские сгрудились вокруг места экзекуции и застыли в изумлении: обликом-то вроде Митя, а по глазам и xapaктеру совсем другой человек.
— Дак он, мужики, рехнулся! — догадался кто-то. — Вся ихняя семейка полудурки А он вот чистый дурак сделался…
Митю в третий раз уложили. И теперь солдаты пороли так, что в одних гимнастерках на морозе остались. Бабы его уж жалеть стали:
— Батюшко Михаил Иванович! Да уж отпусти его, не забивай. Эвон не в себе он! Дак чего ненормального-то учить? Ужо пожалей!
Отпустили Мамухина из-под розог, но он вскочил на стул — босой, в исподнем, и к народу обратился:
— Что же вы терпите узурпаторов, люди?! Мы — не рабы! Доколе еще ходить будете в ярме и кланяться врагу трудового крестьянства? Или мало пролили крови и пота за царскую власть?
И дальше понес в таком же духе. Березинские только рты разинули и совсем окостенели на морозе. Полковник же спустился на землю и сел на стул радом с митингующим Митей Мамухиным. Некоторые потом говорили, будто он плакал и от слез вся борода обмерзла. Когда речь Митина иссякла, а народ даже не шелохнулся и голоса не подал, Мамухич разгневался, столкнул барина со стула и сам тут лег.
— До смерти порите! — крикнул он солдатам. — Лучше смерть, чем с таким народом жить!
Березинские, видя такое, испугались, попятились со двора, кинулись прочь — только пятки засверкали. Солдаты, накинув шинельки на плечи, поглядывали на полковника — что прикажет? Да и розги кончились, одни охвостья под ногами.
— Бейте! — орал им Митя — Порите насмерть, холопы! Да здравствует свобода!
Один солдат рубаху на Мите отвернул — может, рогожку подложил, бывало и такое, — нет, голая спина, синяя вся и yже пухнет, как подушка. Полковник Березин присел перед Митей на корточки, в лицо заглянул, но тот отвернулся.
— Ты же всегда тихий был, незаметный, — сказал полковник. — Я тебя хорошо помню.
— Был да сплыл! — резанул Митя Мамухин. — Убивай скорей! А то я теперь делов натворю!
— Нет, живи…
Полковник встал и велел солдатам одеть Мамухина. Солдаты насильно запихали его в штаны и пимы, натянули драный полушубок и кушаком подвязали.
— Эх-х, разбудил ты меня, — только и сказал Митя. — И еще пожалеешь, что не запорол.
