Дымок кивнул.
— Тогда знать должен изречения, кои гласят, что закон суров, но он закон! И иное важное: пусть рухнет мир вокруг, но царит закон. Предвижу я, что как только на Руси дерзнут нарушить порядок престолонаследия, станут царей избирать по хотению человеческому, а не по воле Божьей, прольются такие реки крови людей русских, что никакие беззакония самодержца с рассудком затуманенным с ними не сравнятся. Власть одного человека бывает страшной и лютой, но власть толпы — в тысячу раз лютее…
Митрополит замолчал, скорбно поникнув головой. Было видно, что эти рассуждения, коими он спасал людей многих, но и отдавал на заклание скольких-то невинных, невероятной тяжестью ложились на его пастырское сердце. Затем он поднял глаза, положил руку на плечо сотника:
— Присаживайся, сыне, выслушай мою просьбу, с которой обращаюсь я к вам, лесным витязям, чуждым страха и корысти.
Они сели на лавки возле простого деревянного стола.
— Среди множества прегрешений самодержца нашего есть и грех сластолюбия. Схоронив-спровадив трех жен, требует он разрешения церковного на четвертый брак. Это против законов божеских и человеческих. Я, долг свой исполняя, буду греху препятствовать, но не послушает он меня и поступит по-своему. Дело, однако ж, не в самом браке. На сей раз царь наш собирается свататься к заморской королеве — Елизавете Английской. Вероятнее всего, затея эта пустая, и в конце концов он найдет жену поближе. Но сейчас Иван Васильевич сватовство готовит со всем усердием и размахом царским. И подарок будущей невесте он замыслил сделать воистину бесценный.
Злато-серебро, каменья и меха, вычурным искусством мастеров приукрашенные, — этого добра и у самой Елизаветы хватает. Но есть на Руси сокровище, доставшееся нам от древней Византии, бабкой Ивана Васильевича, царевной Софьей Палеолог привезенное и уже в самой России трудами мужей просвещенных приумноженное. Вижу, ты уже догадался, сыне. Да, речь идет о библиотеке царской. Душа народа, корни нашей веры греческой, жития святых князей доблестных, история родов славных — вся мудрость многовековая заключена в этих книгах. Это опора духовности нашей, коей мы и от Запада, и от Востока отличаемся. Только одно лишь «Слово о полку Игореве» всю боль и геройство народную выразило так ярко, что будет оно освещать путь и согревать сердца сотням поколений будущих. Нет доселе в книгах ничего равного, кроме «Илиады» и «Одиссеи» греков древних.
