Не успел Яков Иванович сказать «согласен», как на столе появился котелок с горячей молодой картошкой, селедка и пузатенькая бутылка «Московской».
– Это, товарищ полковник, для согрева. Чай, продрогли.
– Продрог, Александр Никифорович. И здорово.
Из-за палатки, прикрывавшей вход, донеслись шлепающие по грязи шаги, и в дверях прозвучал бодрый голос полковника Хватова:
– Вот кстати. Проголодался и замерз как черт. – Хватов зябко поежился и обхватил ладонями парящий картошкой котелок. – Переоделся, а все еще знобит.
Расторопный Никитушкин поставил на стол железную кружку, извинился:
– Не обессудьте. Вся посуда там, на КП.
– Говорят, письмо получил? От жены? – спросил Хватов. В ответ Железнов только кивнул головой. – Что пишет? – Это поставило Якова Ивановича в трудное положение. И он сказал неправду:
– Жена пишет, что все хорошо. Работает на заводе…
– Что-то, дружище, ты скрываешь. Видно, не все хорошо?
– Откуда ты взял? – Яков Иванович сделал большие глаза. Но они выражали не удивление, а скорее глубокую грусть.
– Я встретил капитана Свиридова, и он поведал: «Комдив получил, видимо, неприятное письмо. Распечатал. Стал читать и как-то сразу сделался непохожим на себя: помрачнел, задумался и отвечал невпопад…» С Ниной Николаевной что-нибудь или с тещей? – Фома Сергеевич участливо смотрел прямо в глаза друга. Яков Иванович выдержал этот взгляд.
– Нет, право, ничего особенного. – Наконец он подавил в себе все то, что понуждало его сказать правду.
– Давай-ка лучше поужинаем, да и спать. А то завтра рано подниматься. – Железнов налил в кружку водки и протянул ее Хватову. – За успехи дивизии!
Чокаясь, Фома Сергеевич не без горечи сказал:
– А все же, Яков Иванович, ты правду скрыл. Ну, это дело твое. Будь здоров!
Шли напряженные до предела дни, полные боевых схваток и штурмов, а Яков Иванович все таил от Фомы Сергеевича страшную правду. Ничего не сказал, когда полки успешно форсировали Яузу, а дивизия стойко выдерживала трехдневное встречное сражение с подошедшей 78-й дивизией, остановила ее, опрокинула и погнала на юг к реке Коротень. Молчал и в те дни, когда дошло радостное известие, что войска армии генерала Поленова ворвались в город Зубцов, а армии генерала Рейтера овладели городом Карманово и отбросили врага за реку Осугу и Гжать. Решился сказать Хватову о трагической гибели его жены только недели три спустя после получения Вериного письма, когда, по сути дела, закончилась Погорело-Городищенская операция и дивизию вывели в резерв на доукомплектование, так как в последних сражениях она, как и другие дивизии, понесла большие потери, в особенности в пехоте.
