Шеломянь | страница 66
Шаман считал себя обязанным следить за безопасностью своих соотечественников. Это был не каприз и не прихоть. Хранить чужое благополучие — тяжкая ноша, оттого духи и выбирали шаманов, пренебрегая мнением самих кандидатов.
— Хан Кобяк утратил разум, — сказал шаман, оглядывая лица собравшихся в его юрте. — Я считаю, что пора узнать, какой дух и отчего вселился в тело хана. Я попытаюсь упросить духа уйти, если вы согласитесь с этим.
Половцы смотрели на горевший внутри сложенного из камня очага огонь и боялись взглянуть друг на друга. Им не было страшно в бою, они без стона вынесли бы любую пытку, окажись во вражеском плену, но мир духов казался им чуждым и непонятным.
— Тревожить духов перед битвой… — протянул кто-то из ханов. — Дело небезопасное!
— Небезопасное — кому? — спросил шаман. — Тебе, хан? Сам и отвечу: рискую только я, и опасность воистину велика. Гнев духов способен лишить не просто жизни — души. И мне кажется, лучше побеспокоить духов до битвы, чем после, когда неупокоенные души наших воинов потянутся в нижний мир, страдая не столько от смерти, сколько от позора поражения. Если хан прогневил духов, победы нам не видать!.. — Шаман протянул руки к огню, словно ища у него поддержки. — Вы мудры, иначе Тэнгри не терпел бы вас во главе родов и племен. Вам решать.
— Я — за камлание, — нарушая тягостное молчание, сказал тесть Кобяка Турундай. Он снял тюрбан и обтер ладонью внезапно вспотевшую бритую голову.
— Камлать, — протяжно, словно пересиливая себя, выдавил хан Тарх, принявший недавно святое крещение, но так и не привыкший к новому имени Даниил. Новообращенному христианину было особо тяжело согласиться с языческим обрядом, но Тарх знал силу шамана, и в душе воина прагматизм возобладал над верой. Не знаю, какую епитимью наложил на него потом священник, но нам, читатель, не стоит сильно осуждать его. Перед боем у полководца спасение собственной души должно отступить перед заботой о душах верящих в него воинов. Хотя — если бы это всегда было так…
Один за другим ханы и полководцы говорили о своем решении. Никто не решился протестовать против камлания. Почтение к хану робко отошло в сторону перед опасением за войско, и шаман с осторожностью принялся развязывать волчью шкуру, в которой спал бубен, грезя о верхнем и нижнем мире духов.
— Только один из вас должен остаться здесь в ночь камлания, — сказал шаман. — И это должен быть родственник Кобяка. Через его душу я найду путь к душе нашего хана.