«Десять тысяч, десять тысяч один, десять тысяч десять, десять тысяч одиннадцать.»
Пространство захлестнуло само себя, а время расщепилось, как дельта Стикса. Ветер все дул и дул.
Моя проблема была реальной. Я страдал. Я нуждался в помощи. Я нуждался в любви.
Щелк. Ветер утих. Темнота ждала. «Пожалуйста, — рыдал Бейли. — Помогите мне. Заботьтесь обо мне. Дайте мне свою любовь».
Так и произошло.
Приняв душ, он вдруг расставил ноги и посмотрел между ними.
«Ну почему я должен это делать?» — думал он. — «Я в своем уме». Конечно».
«Но не совсем в порядке», — напомнил он сам себе. — «Сильное нервное расстройство, возможно начальная стадия шизофрении. До того, как они убедили меня прийти сюда, у меня были и менее рациональные занятия.»
Натягивая брюки, он уставился в зеркало над умывальником. Мужчина, который отражался в зеркале, был высоким и широкоплечим. Он подумал, что Бирди Кэрол, по крайней мере, не лгала, когда расхваливала его тело. Но оно становилось все хуже: слишком мало физической нагрузки, слишком много лекарств. Ему это не нравилось, но он никак не мог собраться с силами и начать с этим бороться. Лицо было просто ужасающим: восковые щеки, впалые глаза с темными кругами вокруг, непричесанные темные волосы.
Он никак не мог определить степень ухудшения здоровья. Это удавалось не многим. Ухудшение наступало постепенно. Но он помнил, что после короткой эйфории, следующей сразу за поступлением в клинику, ему становилось все хуже. Как с точки зрения физического, так и с точки зрения умственного состояния — а физическое зависело от умственного — он чувствовал себя хуже, чем до клиники.
А этого не должно было быть. В соответствии с любой теорией — не должно было быть.
Веко задергалось в тике. Он отвернулся от этого зрелища. При этом ему пришлось посмотреть на стены. Они были розовыми с нарисованными плюшевыми медвежатами и палочками с лошадиными головами. Он ненавидел розовый цвет.
— Я бы обошелся без детских рисунков и на стакане, — пробурчал он себе под нос.
Бирди похлопала его по колену. Они сидели бок о бок на кушетке в гостиной.
— Я знаю, дорогой, — сказала она. — Но доктор Бирд считает, что это, в конце концов, помогает. И, честно говоря, я думаю, он прав.
— Как так?
— Ну, основной принцип состоит в воссоздании твоего детства. То есть, любви, веры и наивности, которые были присущи тебе в то время. Я знаю, что это звучит глупо, но стиль детской комнаты должен напоминать твоему бедному подсознанию о том, что было утрачено и о том, что это можно вернуть.
