Невесть сколько времени спустя они наконец прибыли на участок добычи спайсов. Охранник извлек из своего ранца аппаратуру, произведя при этом целую серию шуршащих и щелкающих звуков. По-прежнему невидимый, он разместил ее по стенам туннеля.
— С каждым разом мы должны забираться все глубже, — рассказывал Кип. — Там, внизу, глиттерштим свежий и волокнистый, не такой, как в верхних шахтах — старый и трухлявый. Жилы как бы оплетают стены туннеля — стелются по самой поверхности породы.
Хэн не успел и рта раскрыть, как пронзительный скрежет потряс стены туннеля. Чубакка взревел от боли. Этот звук был нестерпим для его чуткого звериного слуха. Затем поверхность скальной породы стала шелушиться и опадать чешуйками, как штукатурка. Это охранник включил акустический скребок, чьи волны проникали в породу, разрушая ее на несколько сантиметров в глубину.
— За работу, — приказал охранник.
Опустившись на колени. Кип показал Хэну с Чубаккой, как сортировать обломки, нащупывая немеющими от холода пальцами ткань глиттерштима, похожую на пучки волос или волокна асбеста.
Вскоре руки Хэна отмерзли окончательно, однако никто из остальных заключенных не жаловался. Все они были какие-то затюканные. Хэн слышал, как они пыхтят и отдуваются, работая на исходе сил. Хэн сгребал обломки глиттерштима в предназначенный для этого подсумок на поясе. Чувства его мало-помалу притуплялись, слабели, словно какой-то нож проворачивался во внутренностях. Он потерял счет времени и ни за что не мог бы определить, сколько он провел за работой: час, сутки или, может, неделю.
После того как бригада закончила копаться в каменном соре, охранник передвинул их дальше по туннелю, затем привел в действие акустический скребок на следующем участке стены.
Пока они так толкались в тесноте, собирая обломки, Хэн думал исключительно о своих воющих коленках и пальцах. Да еще о том, как замечательно было бы вновь оказаться рядышком с Леей. Никто не сказал Хэну, какова продолжительность смены, — хотя, с другой стороны, в кромешной тьме время вообще теряло всякий смысл. Между тем подступали голод и жажда. А он продолжал работать.
Во время очередной короткой передышки Хэн почувствовал колотье в позвоночнике. Он оглянулся, заранее зная, что ни черта не увидит во тьме.
Однако слух, которому теперь выпало играть главную роль, уловил слабое, но отчетливое бормотание: казалось, тысячи шепчущих голосов приближались откуда-то издалека, наращивая скорость, как гидролокомотив, пущенный пулею по стволу туннеля. Неотчетливое сияние прорезалось во мраке.
