— Понял, товарищ консультант, — сказал Ерожин, и они с Проскуриной покинули офис.
Сыщикам повезло. В театре они застали и директора, и режиссера. Бритый наголо директор что-то доказывал Тулевичу, грива которого рядом с головой Бока выглядела поистине львиной.
— Кто из вас Петр Григорьевич Ерожин? — спросил директор.
— Ерожин — это я, — ответил подполковник.
— Я сейчас еду в банк, и времени вам уделить не могу. А завтра в пятнадцать часов буду рад вас видеть. Мне надо подписать с вами контракт, — сообщил Яков Михайлович Бок, поднимаясь с кресла.
Ерожин хотел выяснить, о каком контракте идет речь. Играть на сцене он не собирался.
Но Бок уже исчез за дверью. Когда директор вышел, Тулевич устало спросил:
— Что вы хотели бы, мри родные, услышать?
— Меня интересует все, — ответил Ерожин и, заметив удивленный взгляд хозяина кабинета, поспешил добавить:
— Все о господине Чакнава, убитом в зале театра во время спектакля.
— Мы с ним несколько раз беседовали в Новгороде, — начал Марк Захарович, предложив сыщикам занять кресла.
Массивная фигура режиссера, его проницательные глаза, манера общаться — все в нем Петру Григорьевичу сразу понравилось. Тулевич задумался, вспоминая свои встречи с горцем, поправил привычным движением руки свою гриву и признался;
— Анвар на меня произвел впечатление.
— Деньгами? — предположил Глеб и, заметив недовольный взгляд Ерожина, замолчал.
— Вовсе нет, родные мои. На денежные мешки я нагляделся, — не обращая внимания на иронию молодого человека, спокойно ответил Тулевич и задумался.
Петр Григорьевич не торопил, понимая, что собеседник ищет в памяти те штрихи, которые могут показать особенности характера убитого.
— Он тонко чувствовал театр, — начал Тулевич, собравшись с мыслями. — Мы с ним общались на одном языке. Согласитесь, что для работника банка, родненькие мои, это по меньшей мере редкость. Он даже музыку к спектаклю предложил. Представляете, посоветовал Стравинского! Ни больше ни меньше. — Тулевич взглянул на Ерожина и Глеба, как бы оценивая уровень интеллекта сидящих перед ним детективов. Михеев старался понять, но молчал, опасаясь ляпнуть что-нибудь не то, а Ерожин все понял.
— Вы хотите сказать, что Анвар был знатоком театра и музыки?
— Что-то вроде этого, роднуша вы мой. Это был душевно тонкий человек и не профан в наших делах. Когда он взялся за Проскурину, я, грешным делом, подумал, что тут типичный провинциальный адюльтерчик. Богатенький дружок оплачивает свою пассию. Я видел Нателлу в ее шлягере. Кошмар! Пьеска Казимира Щербатого, родненькие мои, это мрак. Но и Нателла там мне не показалась.
