Но не гости поразили Петра Григорьевича.
Его удивила сама горница. Изба, в которой они оказались, внутри вовсе не походила на деревенскую обитель россиян средней полосы. Чучела птиц, шкурки зверей на стенах, пучки трав, свисающие с потолка и наполнявшие помещение слабым дурманящим запахом, — все было необычно и таинственно. Таким Петр Григорьевич с детства представлял себе жилище лесного колдуна. Сам хозяин, несмотря на улыбчивую маску внешнего добродушия, посматривал на Ерожина и Михеева из своих щелочек глаз настороженно. Петр Григорьевич это быстро отметил и наблюдал за Халитом пристально. Его отношение к московским гостям резко изменилось после того, как внучка Дарьи Ивановны о чем-то с азиатом пошепталась. Валя глазами указала Халиту на Глеба, и Ерожин понял, что разговор идет о них.
— Давай, моя твоя по одной пить будем, — предложил Халит, подсаживаясь к сыщикам.
— Мне за руль садиться, — отказался Глеб.
— Зачем за руль. Время ночь. Гулять будем, потом спать будем, — весело возразил Халит.
— Не смотрите, что тут место мало. У меня целый дом пустует. Муж приказал к нему переехать. Я не хотела, да против хозяина не попрешь, — улыбнулась Дарья Ивановна, поддерживая приглашение Халита заночевать в Крестах.
— Глеб, раз нас оставляют, давай вдарим по самогону. Давненько я первачка не пробовал, — легко согласился Петр Григорьевич. Он чокнулся с Халитом и залпом осушил граненый стаканчик. Когда Халит отошел к другим гостям, Ерожин тихо сказал Глебу:
— Заставить русскую бабу переехать из своего дома, да еще в одной деревне, не так-то легко. Надо понять, в чем тут секретик. Пить по-настоящему умеешь?
— Как по-настоящему? — переспросил Глеб.
— По-настоящему — это значит жрать водку как свинья и при этом оставаться джентльменом и все соображать, — пояснил подполковник.
— Друзья по морю не жаловались, — улыбнулся Михеев. Он и впрямь мог выпить ведро и внешне не хмелеть.
— Тогда вперед, — ободрил подполковник Глеба, обвел глазами присутствующих и гаркнул:
— За молодых!
Тракторист Гена и однозубый Коля москвича радостно поддержали. Супруга тракториста, суровая Прасковья, еще больше насупилась, но стаканчик подняла. Улыбчивая Зина охотно поддержала тост. Валечка налила себе клюквенного морсу, и только Вера продолжала сидеть безучастно.
— Ты, Вера, почему такая кислая? Ты маму не отпеваешь, а замуж выдаешь. И выдаешь за хорошего человека. Ну-ка, давай поднимай свою чарку, — обратился Ерожин к дочери невесты.
