— Ну, кто будет стирать? — спросил Черепаха.
Все молчали, чистили ложки и крышки.
— Это платок Енохова, — напомнил Черепаха. Мухобой вздохнул:
— Ладно.
— Понимаешь, в чем дело, — торопливо заговорил сброшенный на подъеме с кровати, — дело не в том, что их больше.
— Всего на шесть человек, — заметил хмурый чернявый парень.
— Это, Городота, если не считать этих, — тут же возразил ему Мухобой, имея в виду чижей.
— Да не в этом дело, — сказал сброшенный с койки.
— Эти скорей за нас подпишутся, им тоже несладко, — перебил его чернявый Городота.
— Да-а, гляди-ка.
— Не в этом дело.
— Ну в чем?
— В том, что: да, хорошо бы сразу делаться дедом, но так не бывает, надо сначала в сынах походить. Ведь они все такими же были, то же самое делали.
— Это их трудности, мы-то при чем?
— А при том, что они отпахали свое, теперь наш черед, и мы отпашем свое, и всё, другие придут пахать, — это справедливо.
— Тебе только правой рукой Шубы быть.
— Рукавом.
По лицам пробежали улыбки.
— Мне что, меньше других достается?
— Эй! хватит возиться!.. Еще пять минут даю! — крикнул Лыч.
Они стали торопливо ополаскивать посуду.
— Батарея! Строиться!
Звеня кружками на пальцах, ложками и крышками от котелков, они побежали в столовую. Мухобой на полдороге спохватился: платок!
— Все равно уже не успеешь, — бросил на бегу Черепаха.
— Батарея! Смирно! Равнение на середину!
Этот день был так же желт и жарок, как и все предыдущие желтые жаркие дни. И вновь скрипели помосты, хлюпал студень в земляной чаше, и мраморные стены медленно росли.
В полдень из города приехал санитар, он надел резиновую рубаху и респиратор и, повесив за спину металлическую бадейку со шлангом и распылителем, опрыскал туалет внутри и снаружи, затем вытащил из машины целлофановый мешок, прошел к умывальникам и начал швырять направо и налево пригоршни хлорки. Убелив землю вокруг умывальников, он вернулся в машину и поехал дальше, во вторую батарею.
Лизол пах сладко, приторно, хлорка резко, удушливо — запах хлорки и лизола смешался, стоячий мутный нагретый воздух впитал тошнотворную смесь.
Санитары без устали окропляли и посыпали отхожие места и помойки форпостов и города и все щедрей заправляли питьевую воду хлоркой, но каждое утро кто-то, проснувшись, видел в зеркале чужие рысьи глаза на своем пожелтевшем и постаревшем лице. Вирус не брали ни окропления, ни присыпки, ни таблетки, он был живуч, вездесущ, и эпидемия не утихала.
Оставалось лишь уповать на судьбу.
