Несмотря на всю щепетильность данного ему поручения, Жуковский был рад этой поездке. Двор с его вечными интригами и условностями быта утомлял и, скорее, мешал, чем способствовал сочинительству. А поэзия не терпит суеты и лицемерия…
Жуковский с грустью окинул взглядом родовое гнездо Долгоруких. Ему захотелось остаться здесь хотя бы на несколько дней, чтобы выспаться хорошенько в тишине и покое, почувствовать от жизни удовольствие и вспомнить тот ставший в последнее время столь редким прилив настоящего вдохновения. Вдохновения, которое нисходит с небес, а не по высочайшему соизволению…
Жуковский вздохнул и сел в карету. Ольга видела, с какой неохотой он уезжал, и вдруг поняла, насколько они разные — поэт готов довольствоваться иллюзиями. И, если ничто в жизни не возбуждает их, он сам создает свои фантазии. Она же ни за что не станет жить воображением — она живой человек, ей нужны реальные связи и чувства. Она не способна бесконечно думать об Александре, она должна ощущать его кожей. И никто не убедит ее в том, что думать об этом лучше, чем чувствовать на самом деле.
— Вы спуститесь к обеду? — постучав в дверь ее комнаты, спросила вошедшая Татьяна.
— Спасибо, Танюша! А не знаешь ли ты, почему между князем и его невестой размолвка вышла? Я чувствую, что он отчего-то был смущен при встрече с нею.
— Да ведь Андрей Петрович хотели расстаться с княжной, когда узнали, что она с цесаревичем. Так вы сядете за стол или нет?
— О чем ты? Ах, обед! — Ольга покачнулась, но тут же взяла себя в руки и отпустила Татьяну. — Нет-нет, ступай, мне не хочется… Устала я что-то… Передай княгине благодарность за приглашение. И потом чаю мне принеси.
Татьяна кивнула и ушла, а Ольга вся зашаталась, задрожала.
Так вот оно! — она вся кипела от негодования и обиды на Наташу. — Я считала ее подругой. Я даже готова была простить ей симпатию к невесте Александра. А оказалось… Предательница! Как подло, как низко! Я доверила ей свои тайны. Я бросилась к ней за помощью, рискуя жизнью. И что получила взамен? Эта подлая изменница сама присмотрела себе Александра. Конечно, она и принцессу эту немецкую защищала только потому, что знает — эта болезненная девчонка не опасна ей. Разве может эта страшненькая фройляйн сравниться с красавицей Репниной? Но ничего! Я тоже не крестьянских кровей! И мы с тобой, подруга, еще посмотрим — кто кого! Хочешь отнять у меня Александра?! Не выйдет! Он мой! Мой и только мой — сейчас и навеки!..
