— Она его любит, да? — шепотом спросил маэстро у Катарсиса. — А если бы он велел ей умереть, она бы умерла? Это тоже любовь, да?..
Катарсис без слов повлек потрясенного маэстро в рубку.
Там Андраковский задумчиво опустился в кресло, а робот быстро привел в готовность все системы «Санскрита» и вместе с Бомбаром зарядил ракеты в кассету для противометеоритной пушки.
— Ну, стартуйте, — прощаясь, сказал Катарсис. — Давайте побыстрее, чтобы дети не успели вернуться. Вы ничего не забыли, маэстро?
— Конечно же, нет, старина, — отрешенно ответил маэстро. — Иди, счастья тебе…
Катарсис пошел к шлюзу, но вдруг подпрыгнул от дикого вопля:
— Стой!!!
Маэстро глядел на него расширенными, сумасшедшими глазами, вцепившись в спинку кресла белыми пальцами.
— Вы чего? — ошарашенно спросил Катарсис. Глаза маэстро медленно погасли.
— Просто посмотрел… — вяло ответил Андраковский.
Катарсис вышел из катера, задраив оба люка, и постоял, пока дисплей у шлюза не показал, что «Санскрит» вышел в космос.
А маэстро совершенно новым, изумленным взглядом озирал распахнувшуюся пустоту, чудовищный холодный океан, полный призрачных огней.
В боковом иллюминаторе маячила переливчатая рыбка «Аввакума-2». Дети не ушли. Дети ждали момента, чтобы вернуться.
Бросив рулон с картинами, на стартовой палубе Аравиль Разарвидзе держал на руках плачущую от счастья Лалу. Она обхватила его шею руками, а он целовал ее в висок, и сквозь ее волосы горел его глаз, видевший, что пираты угнали катер.
На «Большой Медведице» Катарсис, охая, ходил по отсекам, собирал в мешок брошенные вещи и стонал в душе, сделавшись убийцей своего дома. Катарсис чувствовал в любом другом механизме нечто родственное себе и теперь бродил и гладил стены, стирая пыль с приборов, прощаясь и прося прощения у катера. Катер молчал, и робот тосковал еще больше, вспоминая, как раньше тот разговаривал, как по игре огней на пульте можно было угадывать его настроение, как катер веселился, захлопывая двери перед носом, или пугался, дрожа переборками, или замирал в восторге, словно гепард в прыжке.
А в шлюзе «Большой Медведицы» уже таились шаги людей, о которых Катарсис и думать забыл. Аравиль Разарвидзе, оставив Лалу в тамбуре катера, крался в рубку.
Катарсис сел в кресло, посидел в размышлении и включил шлюзование, дав обратный счет расстыковке. В иллюминатор видно было, как расходились лепестки ангарных створок, и свет звезд заливал ангар. А в следующий миг все взорвалось бешеным блеском и искрами, приборная панель прыгнула в глаза, и Катарсис потерял сознание.
