— Вот, Гришенька, дожились мы — зашепталаАрина. — Господи, подумать только — человека решил из-за денег… Ведь он зельем опоил его сперва, а потом добил где-то…
Петр сидел, странно поглядывая на жену, прислушиваясь. Но не перебивал, будто и не о нем шла речь.
Пошатываясь, Арина стала подниматься с земли. Побрела в угол сарая, закрывая одной рукой разбитое лицо, подобрала топор и пошла к выходу.
— Посторонись ты, дьявол.
Петр послушно отодвинулся. Сделался он вдруг каким-то податливым, безучастным уже ко всему. Даже когда Арина обернулась в дверях со словами: «Пусть судит бог, коль не вытерплю и расскажу все людям», — он только усмехнулся да качнул головой.
Когда Арина ушла, отец и сын помолчали еще немного. Наконец Петр спросил:
— Зачем зарыл… его?
— Мать-то вот докажет, тогда что? — вместо ответа произнес Гришка.
— Мать?.. А ты не докажешь?
И снова не ответил Гришка, положил руки в карманы и вышел из сарая на свежий воздух.
* * *
Ночью Арина, лежа на скрипучей деревянной кровати, натужно, с кровью, кашляла, бормотала что то в бреду. Петр, спавший на лавке, поднялся, зажег лампу.
— Чего, батя, не спится? Или мерещится что в темноте? — насмешливо спросил Григорий, приподнимая голову с овчинного тулупа, расстеленного на полу.
— Дурак ты, чего зубы скалишь?!
— Много ли денег разжился?
— Сколько есть — все мои…
— Твои? — Григорий сел на полу и еще раз переспросил: — Значит, все твои?
Отец быстро повернулся к сыну всем телом. Но Григорий как бы не заметил этого беспокойного движения отца, лениво зевнул, лег на свое место, положил руки под голову и спросил:
— А если в самом деле люди дознаются? Ведь до смерти будешь кандалами звенеть.
Отец сорвался с места, закружился по избенке, выкрикивая:
— На! Бери!.. Чем с живого жилы тянуть!.. — Выхватив из-за пазухи кожаный мешочек, швырнул его Григорию точно так же, как цыган кинул ему. И продолжал метаться из угла в угол. — А то иди докажи! На отца родного… Чего меня стращать? И буду звенеть железом в каторге!.. За вас буду!.. Вот… Волк ты, Гриш-ка-а-а-а!.. Вырастил я тебя…
Но едва Григорий протянул руку, чтобы поднять мешочек, Петр ястребом кинулся на сына, с силой отбросил его к самой стене, схватил обеими руками деньги.
— Не грабастай, ты, змееныш!..
Григорий больно ударился затылком о стену, но не вскрикнул.
— Иди! Доказывай! — не унимался отец. — А то я доберусь до тебя как-нибудь пораньше, я тебе расколю головешку, попомни…
На кровати металась Арина. Петр, кивнув в ее сторону, продолжал плаксиво:
