К началу русско-японской войны 1905 года таинственный монастырь имел храм о двенадцати куполах, символизирующих Христа и его апостолов. Вокруг под дефицитнейшим кровельным железом стояли восемнадцать капитальных кирпичных зданий. Строились мудро и на века, по образцу Валаамского монастыря, ни на йоту не отступая от православных традиций. Если храм сотворили в виде креста, означающего распятого за всех нас Христа, то остальные постройки возводились или продолговатыми, наподобие кораблей, помогающих всем верующим переплыть море житейское и достигнуть тихой пристани в царстве небесном, или же складывались в виде круга, что символизировало вечность Церкви Христовой.
Несмотря на сравнительно короткую историю, стараниями настоятеля монастырь заимел для себя великие святыни. И в первую очередь — три частицы Честного и Животворящего Креста, на котором был распят Иисус Христос. С VIII века начали отделять от него части и раздавать в благословение, разнося таким образом по всему миру. Имелась великая польза от них: вделанные в престольные кресты и ковчежцы, они являлись ограждением от врагов видимых и невидимых. Кроме того, с Божьей помощью было приобретено более тридцати частиц святых мощей великих угодников Божиих, что также заставляло верующих людей идти молиться именно в Шмаковскую обитель, порой и за триста верст из Владивостока.
В сжатые сроки обитель обзавелась также свечным, воскоделательным, кирпичным заводами, пасекой в шестьсот ульев, плантацией женьшеня, иконописной, столярной, шорной, сапожной мастерскими. Плюс заимелась у братии собственная электростанция — неслыханная доселе в этих краях редкость.
Сам настоятель монастыря, теперь уже игумен отец Алексий прослыл в округе хваткостью и осторожностью. Дошло до того, что краевые власти удовлетворили его просьбу и запретили строиться и торговать кому бы то ни было в десятикилометровой монастырской зоне. А на территории самой обители, под личным надзором игумена, достраивалось двухэтажное продолговатое здание с первоклассно оборудованными, подогреваемыми из вентиляционных труб кельями на шестнадцать монахов. Всем остальным вход в особую зону был строжайше заказан.
Более того, каждый служитель прочел и расписался на требовании внутреннего устава, среди прочего гласившего:
«Строго запрещается братии принимать в келий кого-либо из мирских людей, даже и родственников, без нужды братия не ведут разговоры между собой, а с мирянами — тем более… Без благословения настоятеля ничего не делается, так: запрещается своевольно писать письма и принимать их от кого бы то ни было, ходить в лес, на гору, на реку и т.п.»
