— Иди к черту! — сказал Тимо и в первый раз улыбнулся.
— Обещаешь?
— Ладно. Подожду немного.
— Только не устанавливай срока. Я тебе скажу. Честно. Мне надо подумать.
Мы попрощались. Я шел и думал, словно выполнял обещание, только что данное Тимо. Странно устроен человек, странно и хрупко. Я ведь не Тимо имел в виду, когда, говорил об «иждивенцах науки». Честное слово, не его. А он все принял на свой счет… А может быть, он прав? Так прав или нет?! Тебе ли решать это?.. Надо же! Даже не помню, когда и что я ему наговорил. Слова. Просто слова… А они, однажды сказанные, существуют отдельно от тебя и что-то меняют в окружающем мире. Просто слова. Однажды сказанные и давно забытые. Мы еще поговорим, Тимо. Обещаю.
Я спросил у дежурного по станции, где стоит состав, отправляющийся на Трускавец. Он сказал, что на перрон он будет подан часа через полтора, не раньше, а сейчас стоит где-то в депо.
Проводник первого вагона, полная женщина средних лет, мыла пол.
— Хорошее дело — цветы, — одобрила она и открыла мне дверь в третье купе. — Вот это, что ли?
— Да.
Это было удобное двухместное купе, в котором так любят совершать свадебное путешествие молодожены. В купе было прохладно — так и тянуло к дивану, хотелось прилечь и закрыть глаза. Я разложил на столике цветы в виде немыслимо запутанного пасьянса и присел на несколько минут, только сейчас ощутив усталость от хождения. Спустя некоторое время в купе заглянула проводница:
— Вы еще не ушли?
— Да вот думаю еще записку написать… — сказал я, чтобы как-то объяснить свое пребывание в пустом купе. Я подумал, что и впрямь было бы неплохо написать записку, но мысль о том, что надо думать над ее содержанием, показалась мне невыносимой. Да и в конце концов цветы — достаточно полнозвучный и гармоничный завершающий аккорд, не нуждающийся ни в каких дополнительных эффектах.
Я пошел к выходу. Протянул розу проводнице.
— Спасибо, — сказала она. — Вот и у меня праздник. Написали записку?
— Нет, — сказал я. — К чему? Все слова — ложь. — Очевидно, надо было улыбнуться, потому что проводница посмотрела на меня с удивлением.
Я шел по вечерней улице к отцу. Я позвонил, и он открыл дверь. Это был странный и все же приятный вечер. Мы почти ни о чем не говорили, изредка обмениваясь словами. Было довольно-таки поздно, когда я собрался уйти. Он предложил мне остаться, и я был склонен к тому, чтобы согласиться, испытывая в теле какую-то вялость и ломоту, но отказался, потому что мне вдруг захотелось очутиться у себя дома. Я попрощался с ним, обещав завтра позвонить, и ушел. Он стоял на лестничной площадке и смотрел мне вслед.
