Они шли уже несколько дней, делая короткие привалы, чтобы поесть и передохнуть. Кристофер, здорово вымотанный событиями прошлой недели, чувствовал, что находится почти на пределе. Он шел, словно во сне, подгоняемый монахами, которые подталкивали и втаскивали его на наиболее крутые подъемы. Временами, когда действительно приходилось вспоминать навыки скалолазания, он боялся, что соскользнет и упадет вниз, навстречу своей смерти. Но удача и упрямая выносливость вели его дальше.
Он терпел все тяготы, потому что хотел улучить момент и убить ламу, но пока такой возможности не представлялось. По ночам они крепко связывали ему руки и ноги и клали на расстоянии, и он ворочался от боли и нестерпимого холода. Он часами лежал без сна, думая о Лхатене и его жестокой смерти, об окровавленном Кормаке, облепленном жужжащими мухами.
Ламу звали Царонг Ринпоче. После первого дня он почти не разговаривал с Кристофером. Он изредка переговаривался с двумя монахами, но большую часть времени хранил молчание.
Монахи были еще более молчаливыми. На привалах они молились. Когда дорога была легкой, они извлекали из одежд серебряные мани-кхоры, молитвенные колеса, и крутили их, наполняя воздух жужжанием. Молитвенные колеса представляли собой украшенные барабаны на отполированных деревянных рукоятках, вокруг которых они вращались, приводимые в движение противовесом, прикрепленным к маленькой цепочке. Внутри были листки с мани, молитвой, написанной несколько тысяч раз. Каждый поворот рукоятки был равноценен прочтению молитвы. Таким образом, за один день монах мог прочитать несколько миллионов молитв. Вращая молитвенные колеса, они бормотали слова других молитв, приглушенные укутывавшими лицами шарфами.
Кристофер никак не мог понять, каким образом их очевидная набожность сочеталась с безразличием к убийству Лхатена или грубым обращением с ним. Или это была набожность, которой он просто не мог понять?
Иногда они просыпались посреди ночи, и жестокая тишина, бывшая верной спутницей бессонницы Кристофера, наполнялась чтением сутр, которые, казалось, были лишены смысла. Замерзший лунный свет, шедший с безоблачного неба, скользил по их застывшим фигурам. Несколько раз Кристофер видел, как посреди ночи просыпается лама и начинает ходить взад-вперед, то скрываясь в тени, то появляясь из нее, словно человек, не выносящий неподвижности. Он спал мало, но по утрам никогда не выглядел усталым или раздраженным.
