— Я вижу, голуба моя, что вы не очень в этом предмете разбираетесь, — снисходительно зарокотал он. — Уникальное цветовое сочетание! Видите, как смотрятся багрец и оранжевость на черном фоне? А эта зелень! Малахит, а не зелень… Вы только взгляните, как искусно вписаны вечные символы сил добра и зла — ян и инь — в растительный орнамент! Да и дракоша хорош! Малайзия? Вьетнам? Нет, конечно, Китай… Не времена династии Мин, но и не новодел… На аукцион Сотби, естественно, не тянет, но рядом с куриными ножками вещица не смотрится.
— Деньги нужны… Срочно! — почти виновато, оттого что продает такую вещь, пискнула она.
И тут мне показалось, что я ее уже видела когда-то. На висках у нее пушились волосы очень редкого, похожего на табачный пепел, светлого сероватого оттенка, такого же цвета бровки. Темно-серые глазищи в пол-лица с неподкрашенными ресницами. Худая, выше меня на полголовы, и какая-то ломкая, чем-то похожая на породистого щенка с чуть великоватыми угловатыми лапами.
Галилей нехотя поинтересовался:
— Сколько?
— Прошу триста… В баксах, — заливаясь краской, несмело пролепетала она.
— Не злоупотребляйте жаргоном. Вам это не идет. Вы хотите сказать — в долларах?
Он повесил трость на сгиб руки, вынул из кармана толстый бумажник и, словно путаясь, начал отсчитывать зеленые в мелких купюрах. Он перетянул пачечку резинкой, протянул ей, но тут же спохватился:
— Кажется, я перестарался! Позвольте пересчитать.
Эта дуреха покорно кивнула, и он замелькал пальцами. Работал он по высшему классу. Пора было вмешиваться…
Честно говоря, если бы мне не понравилась так эта восточная ваза, я бы еще подумала, лезть ли мне в это дело. Но этот тип мог вот-вот умыкнуть ее из-под моего носа и молниеносно и безвозвратно кому-нибудь сплавить.
Галилей передал ей пачечку зеленых.
Я перемахнула через прилавок, сдвинув весы в сторону, взяла в руки вазу и с укоризной произнесла:
— Ай-я-яй, Роман Львович! Очень большой ай-я-яй!
Он уставился на мою заспанную физию и радостно заулыбался, картинно продекламировав:
— «Дева для победы вящей, с ложа пышного восстав, изогнула свой изящный тазобедренный сустав…» Вы, как всегда, прекрасны, Мэри.
— Что ж вы своих обуваете, прямо на моих глазах, без всякого понятия? — сердито врала я. — Это ж не просто моя знакомая. Можно сказать, сестренка. Почти троюродная. Так что кончен бал, погасли свечи. Мне наших сторожевых бобиков свистнуть? Или самой вас за шкирку потрясти? Я ведь могу. Вы меня знаете!
