— Она что, сумасшедшая? — изумился Патрик. — Психопатка? Или горе так на нее подействовало?
— Вы сами все увидите, — сказал доктор Заяц, — Она хочет с вами познакомиться.
— До операции?
— Да, прямо сейчас. И это тоже одно из ее условий. Она желает убедиться, что по-прежнему тверда в своем намерении передать руку именно вам.
— Но мне казалось, это ее муж хотел отдать мне свою руку! — воскликнул Уоллингфорд, — Ведь это же его рука!
— Знаете… я только одно могу вам сказать: сейчас всем рулит именно вдова Отто Клаузена, — пожал плечами доктор Заяц. — Вам когда-нибудь приходилось иметь дело со специалистами по медицинской этике? (Надо сказать, что миссис Клаузен и в этом отношении оказалась весьма сообразительной.)
— Но зачем ей со мной-то знакомиться? — недоумевал Патрик. — Тем более до того, как мне новую руку приделают?
Если честно, требования вдовы — и особенно требование свиданий с рукой покойного мужа! — потрясли даже доктора Заяца. До такого мог додуматься разве что специалист по медицинской этике, а этим господам Заяц не доверял; он считал, что юристам вообще не место в экспериментальной хирургии. А то они вечно суют нос не в свое дело — видите ли, хотят сделать хирургию «более человечной».
Они утверждали, например, что руки — органы отнюдь не жизненно важные; что препараты, которые вводят реципиенту, чтобы уменьшить риск отторжения, не только сами по себе чрезвычайно опасны, но обрекают человека на пожизненное их употребление. Первыми реципиентами, по их мнению, должны становиться те, кто потерял обе руки, потому что для них трансплантация важнее, чем для тех, кто потерял только одну руку, и так далее, и тому подобное.
Как ни странно, специалистам по медицинской этике требования миссис Клаузен понравились — и диковатое требование регулярных свиданий с рукой покойного мужа, и условие предварительного знакомства с Уоллингфордом, которое позволит миссис Клаузен установить, достаточно ли хорош реципиент и стоит ли давать разрешение на операцию. (Согласитесь, это уж верх человечности!)
— Да ладно вам, она просто хочет понять… хороший ли вы человек, — попытался уговорить Патрика доктор Заяц.
Это новое оскорбление прямо-таки потрясло Уоллингфорда. Нет, какое нахальство! Чувствуя, что ему брошен вызов, он попытался решить, хороший ли он человек Он очень надеялся, что да. Но кто из нас может сказать это о себе с уверенностью?
Например, доктор Заяц знал, что хорошим его вряд ли можно назвать. Он лишь питал скромную надежду, что Руди все же любит его, и, разумеется, был уверен в том, что сам очень любит своего сынишку. Однако же насчет своей доброты доктор Заяц никаких иллюзий не строил; да и душевностью особой никогда не отличался, если не считать всепоглощающей любви к Рули.
