Все облегченно вздохнули.
Кроме того, несчастного, коего выкликнули. Кроме Фирфанцева. Кроме — Мишеля...
Вот оно, случилось!... Дождался!...
Мишель вскочил на ноги, привычно поправил одежду и пошел к выходу, перешагивая через чьи-то тела и ноги, чувствуя устремленные на него взгляды, казалось, слыша обращенный вслед ему шепот: упокой душу раба божьего... Более всего в этот момент он боялся выказать свой страх...
— Ты, что ли, Фирфанцев? — лениво переспросил караульный. — Тогда шагай.
Бесцеремонно подтолкнул в спину.
— Руки за спину... Пшел!
Мишель завел руки за спину, крепко сцепив пальцы, чувствуя, как они предательски подрагивают.
Куда его теперь?... Неужели сразу?... Сразу к стенке?
Они поднялись по лестнице наверх, повернули в темный коридор.
— Стой!
Остановились подле двери, куда караульный сунул голову.
— Заходь...
Посторонился, встав позади.
Сердце бешено застучало.
Не та ли это самая, обитая свежим тесом комната?...
Но нет, это была другая комната, небольшая, заставленная разномастной, наспех стащенной отовсюду мебелью. В углу стояла жарко натопленная печка-буржуйка, жестяная труба от которой выходила в заложенную кирпичами форточку. В печке потрескивали дрова, труба тихо гудела.
Мишель растерянно замер на пороге.
В комнате было три стола, за которыми сидели люди в кожаных тужурках. Все они, подняв глаза от бумаг, быстро взглянули на вошедшего, тут же утратив к нему всякий интерес. Кроме одного.
— Садитесь, — показал он на стул. Шикарный, с вытертой гобеленовой обивкой и золотыми завитушками, явно из дорогого мебельного гарнитура.
Мишель присел.
Следствие было недолгим и неправым.
— ...Да поймите же, не измышлял я никаких заговоров, — возбужденно бубнил какой-то приведений ранее Мишеля офицер в углу...
— Ваша фамилия Фирфанцев?
Мишель кивнул.
— А найденное при вас оружие? — скучно вопрошал в углу следователь. — Согласно постановлению совета рабочих и солдатских депутатов вы должны были добровольно сдать его в объявленный трехсуточный срок.
— Но это никакое не оружие. Это награда за бои в Галиции...
— Вы, кажется, состояли в полиции? — поинтересовался у Мишеля следователь.
— Да, — кивнул Мишель, понимая, что раз его об этом спрашивают — значит, скрывать что-либо бесполезно.
— Верой и правдой служили царизму, отправляя наших товарищей на виселицы и в тюрьмы?...
Тот, в углу следователь, на которого невольно глядел Мишель, вытянул откуда-то револьвер с привинченной к рукояти золотой пластиной, поднес дуло к носу и несколько раз потянул ноздрями воздух.
