— Вы знаете, июль в Нью-Йорке просто замечателен, — сообщил он. — Особой жары еще нет, все в цвету, и не так душно, как в Вашингтоне. Просто стыд, что я не могу выбираться сюда чаще. — Он пожал плечами. — Но вы ведь и сами знаете, какова жизнь кандидата.
Трейси разглядывал Готтшалка.
Лицо у него было почти треугольное, с выступающей вперед челюстью, которую украшала ямочка, с широким ртом, темными пышными бровями. Лицо, тронутое солнцем и ветром. Волосы он зачесывал назад. На вид ему было не более пятидесяти, однако в нем чувствовалась глубина характера и стойкость, более свойственные людям постарше. Короче, у него был вид образцового государственного деятеля, уверенного в своем Божьем даре — тот тип внешности, который ввел в моду Уолтер Кронкайт[11].
Он был членом сената уже шестнадцать лет, очень быстро приобрел популярность, а в последние два года именно к нему апеллировал президент в надежде получить от сенаторов положительные ответы на наиболее важные из своих законопроектов. Он считался центристом и до недавнего времени был председателем сенатского комитета по разведке.
— Как я понимаю, вы оказали моему Джексу особый прием.
— Я просто сделал то, на что он напрашивался. Ничего более.
— Вероятно, — Готтшалк заложил руки за спину и пожевал губами, как бы обдумывая ответ Трейси. — Что ж. Стивен порою бывает грубоват, — сенатор усмехнулся. — Это одно из его наиболее полезных качеств.
Трейси молчал.
— К тому же он не разделяет моего восхищения вами.
— Простите?
— Но я действительно вами восхищаюсь. Неужели это так трудно понять? — Он повернулся к Трейси, его чистые синие глаза сверкали. — Я терпеть не мог Джона Холмгрена, потому что считал, что его, скажем так, пацифизм и чрезмерное внимание к гуманитарным проблемам могли нанесли вред нашей партии, раздробить ее. А если бы он стал президентом... Да я просто в ужас прихожу от того хаоса, который он мог натворить в международных делах.
Но, черт побери, я осознаю, какой серьезной угрозой он был для меня. Я никогда его не недооценивал. Его... или вас. Я знаю о вашем таланте проведения компаний и дирижирования прессой. Дьявол, вы в этом деле — лучший из лучших. Вот почему я обратился к вам. Я хочу, чтобы вы присоединились к моей предвыборной кампании.
Трейси молча взирал на него. Он не верил своим ушам. Он не мог в это поверить: Атертон Готтшалк олицетворял все то, от чего Трейси однажды с отвращением отвернулся.
— Боюсь, вы напрасно потратили время.
