Явились старшие сестры с сыновьями — Радамфань с таким же светловолосым наследником престола, в требовательных воплях которого при желании уже можно было распознать истинно имперские нотки, и Шамшиень с рыжим плотненьким крепышом — ну, этот-то рожицей был весь в папашу, и так же молчалив. Алэл не показывался, зато впорхнула сияющая Ушинь, и разговор потонул в бесчисленных традиционных «милые вы мои!»
В колыбель полетели перинки, подушечки и все трое младенцев. Счастье было всеобщим. Юрг, правда, впервые почувствовал себя здесь не в своей тарелке, оглушенный щебетом восторженных мамаш, и уже искоса поглядывал на Кузнечного эрла, прикидывая, как бы им объединиться во имя мужской солидарности.
И тут появился Алэл. Царевны разом притихли; невольно поддавшись общему настроению, запнулась и Сэниа, только Ю-ю, уже перепачкавший нос в медовой цветочной пыльце, радостно завопил: «Деда!» и затопал к королю, чтобы как всегда бесцеремонно повиснуть на подоле его длинной, затканной диковинными узорами хламиды.
Чужому внуку Алэл позволял решительно все, но со своими, похоже, он с первых же дней установил суровую дисциплину, потому что Ардинька вспыхнула, подхватила из колыбели рыжего малыша и почему-то унесла в задние комнаты. Впрочем, это были их внутренние дела, в которые не пристало вмешиваться подданным другого королевства.
Застолье, как всегда, было обильным и отнюдь не вегетарианским, как того можно было бы ожидать в доме правителя, чьи подданные поголовно были рыбаками. Восторг по поводу изящества и роскоши колыбели не иссякал, и Юргу пришлось совершить маленький экскурс в область французского барокко (просто счастье, что он запомнил этот термин — остальное можно было и приврать, благо в череде многочисленных Луев он путался еще в школе, предпочитая им тангенсы и котангенсы). Король благосклонно кивал, но от зоркого ока принцессы не укрылась его нахохленность, из-за чего он напоминал большую усталую птицу, которая на старости лет рискнула обзавестись птенцами, а теперь сомневается, по силам ли ей такое счастье.
Между тем Ю-ю, вконец перемазавшийся, захныкал — пора было его укладывать. Мона Сэниа поднялась.
— Государь, — внезапно решилась она, — позволишь ли мне в этот радостный вечер отнять у тебя еще несколько минут?
Алэл кивнул — он всегда относился к принцессе с неизменной благосклонностью старшего кузена, и тоже поднялся из-за стола. Они подошли к плотному рядку подрезанного самшита, образующего что-то вроде зеленой балюстрады, за которой далеко внизу по лошадиному всхрапывало вечернее море. Солнце уже готово было скрыться за горизонтом, и поверхность воды мерцала бесчисленными огоньками — рыбаки, вышедшие на вечерний промысел, зажгли их на своих поплавках, волшебным образом преобразив морскую гладь в звездное небо — так благодарные подданные Алэла приветствовали своего государя.
