Так или иначе, а блистательная колыбель была готова уже к закату — золотистое чудо с медальонами из севрского бисквита (компилятивный шедевр генерального эрмитажного компьютера).
— И все-таки наша лучше, — ревниво заявила принцесса, имея в виду перламутровый дар своего отца. — Ну, как, летим ли мы к Алэлу сейчас или откладываем это на завтра?
Милейшая Ушинь несомненно накормит, и притом обалденно вкусно. А первейшее правило путешественника: никогда не откладывать на завтра то, что можно съесть сегодня.
— Муж мой, любовь моя, скажи: ты все еще чувствуешь себя заблудившимся путником?
И как бы шутливы ни были ее слова, Юрг почувствовал в них неизбывную горечь. В воздухе повисла прохладная, как лягушачье брюшко, пауза.
— Ну, тогда прямо сейчас и летим. Я только возьму Ю-ю, и толкаем эту люльку прямо ко входу в Алэлов дом.
— Нет, так не пойдет — можем кого-нибудь с ног сбить. Я полечу первая, а ты жди, пока я не приготовлю свободное место для подарка, а то ведь у этого государя жилье тесновато… Когда позову, пусть кто-нибудь, хоть тот же Пы, переправляет и тебя, и колыбель.
— Заметано, — кивнул Юрг и привычно чмокнул супругу возле ушка.
Она исчезла, и Юрг от нечего делать принялся покачивать ногой драгоценную «люльку». Изрядно потяжелевший наследник, которого он привычно держал поперек живота, сосредоточенно разглядывал накладной медальон, соображая, как бы его отколупнуть. «Ни-ни, — шепнул ему Юрг, — попортишь подарок — огорчишь мамочку».
Мамочка что-то замешкалась.
Наконец, совсем рядом раздался ее приглушенный голос:
— Мы в королевском висячем садике. Место приготовлено справа от обеденного стола.
— Давайте, ребятки, кто-нибудь… — скомандовал Юрг.
За эту зиму в гостеприимном доме Алэла перебывала по очереди вся дружина, так что хватило легкого и не вполне почтительного толчка кого-то из младших — и Юрг уже стоял возле жены в цветниковой коробочке, разместившейся на крыше королевского дома; тотчас же рядом появилась и дарственная колыбель. Он открыл было рот для поздравительного возгласа — и поперхнулся: мона Сэниа и бледная, как рыбья чешуя, Ардиень с новорожденным младенцем на руках замерли друг против друга, и у обеих выражение лица было прямо-таки невразумительным. Да что это с ними? Успели чисто по-женски поцапаться? Но нет — ненаследная принцесса Джаспера до этого не опустилась бы, а малышка Арди была воплощением кротости.
Тогда — что?..
Но тут обе женщины смущенно встрепенулись, как бы извиняясь за невольную неловкость, и начались традиционные ахи и охи: ну надо же, девочка (хотя сынишка, даже третий, все равно лучше), да какая хорошенькая, просто прелесть (а у Леонардо все равно красивше), вся в маму (поди разбери, что там на самом деле — все они, желторотики, одинаковы). «Просто прелесть» крутила светлой, почти безволосой головенкой и пускала пузыри, являя собой общевселенский стандарт новорожденной homo sapiens.
