Эйвери помнил, как фогг, бывало, льнул к штукатурке стен особняка или как иной раз летом к нему в кабинет сквозь ткань занавесок проскальзывал солнечный луч, не согревая и не раскрывая их тайн. Он будет помнить и это зимнее утро, рассвет, почерневший фасад, уличные фонари, отблескивающие в каплях дождя на покрытых сажей окнах. Во всяком случае, особняк ему вспоминался не как учреждение, где он работал, а как дом, где он жил.
Он обогнул здание по дорожке, позвонил и стал ждать, когда Пайн откроет дверь. В окне Леклерка горел свет.
Он показал Пайну пропуск. Вероятно, оба подумали о войне: Эйвери – о том, что знал из книг, Пайн – о том, что знал по собственному опыту.
– Хороша луна. сэр, – сказал Пайн.
– Да. – Эйвери вошел в дом.
Заперев дверь, Пайн последовал за ним.
– В свое время такую луну ребята крыли самыми последними словами.
– Это точно, – рассмеялся Эйвери.
– Слыхали про матч в Мельбурне, сэр? Брэдли вышел из игры с тремя очками.
– Боже мой, – мягко сказал Эйвери. Он не любил крикет.
На потолке вестибюля горела синяя лампа, напоминавшая ночное освещение в викторианской больнице. Эйвери поднимался по лестнице, ему было холодно и неуютно. Где-то раздался звонок. Странно, что Сара не слышала телефона, когда позвонил Леклерк.
Леклерк ждал его.
– Нам нужен человек, – сказал он. Он говорил машинально, как бы на ходу. Настольная лампа освещала досье перед ним.
Это был маленький человечек, гладенький и очень мягкий; одним словом, кот, лоснящийся и выхоленный кот. Он носил подрезанные воротнички, отдавал предпочтение одноцветным галстукам: он, видно, знал, что нехитрые привычки лучше, чем никакие. У него были темные внимательные глаза; он носил пиджаки с двойным разрезом, в рукаве держал платок; старался улыбаться, когда говорил, но улыбка получалась безрадостная. По пятницам он надевал замшевые ботинки, говорили, что он ездит за город. Но, кажется, никто не знал, где он живет. В комнате стоял полумрак.
– Другого полета не будет. Этот был последним, меня предупредили в Министерстве. Придется забросить человека. Я просматривал старые досье, Джон. Есть один, по имени Лейзер, поляк. Он подходит.
– Что случилось с Тэйлором? Кто его убил?
Эйвери подошел к дверям и включил верхний свет. Они смотрели друг на друга с неловкостью.
– Извините, я еще не проснулся, – сказал Эйвери.
Наступила пауза.
Теперь говорил Леклерк:
– Вы припозднились, Джон. Что-нибудь не в порядке дома? – Он не был прирожденным начальником.
