– Я просто не понимаю этого, Гарри! Стоило Эрнесто уехать из страны, всего на десять дней, чтобы сопровождать президента в его поездке, и в штате тут же затевают перемены. Поступает распоряжение немедленно зачислить в отдел внешних сношений ни больше ни меньше как сразу пятерых привлекательных панамских дамочек. И все требования сводились лишь к тому, чтоб они были молоды, белые, водили «БМВ», носили платья от лучших домов, имели большие сиськи и богатых папаш. И отказывались бы разговаривать с постоянными служащими.
– Кошмар, – решил Пендель.
Позже, уже в ателье, Марта помогала ему разбирать просроченные счета и не полученные клиентами заказы, и они вместе решали, с кого можно стребовать сейчас, а кому дать отсрочку на месяц.
– Что, головные боли? – нежно спросил он, заметив, что лицо у нее какое-то особенно бледное.
– Нет, все в порядке, – ответила Марта через занавес темных волос.
– Или лифт опять не работает?
– Лифт теперь почти постоянно не работает. – Она одарила его кривоватой улыбкой. – И висит объявление, что работать не будет.
– Мне страшно жаль.
– Прошу тебя, не надо, только не это! Не ты же ответственный за лифт. Кто такой этот Оснард?
Пендель несколько растерялся. Оснард? Оснард? Это наш клиент, женщина. И не смей выкрикивать его имя на всю лавку!
– А в чем, собственно, дело? – осторожно спросил он.
– От него так и исходит зло.
– Но разве не то же самое можно сказать и о других моих клиентах? – заметил он, игриво намекая на ее слабость к людям с той стороны моста.
– Да, но только сами они этого не знают, – уже без улыбки ответила она.
– А Оснард, выходит, знает?
– Да. Оснард и есть зло. И не делайте того, о чем он вас просил, ладно?
– А что он просил?
– Не знаю. Если б знала, то сумела бы его остановить. Пожалуйста, не надо.
Она уже собиралась добавить: «Гарри», он почувствовал, как его имя начало формироваться на ее потрескавшихся бледных губах. Но здесь, в ателье, гордость не позволяла ей пользоваться его потворством. Она никогда, ни словом, ни взглядом не осмеливалась показать миру, что они навеки связаны неразрывными узами, что всякий раз, видя друг друга, оба они видят одно и то же, только из разных окон.
Марта в разорванной белой блузке и джинсах валялась в канаве, точно выброшенный, никому не нужный ворох тряпья. А три солдата из Батальона Достоинства Норьеги, которых в народе ласково прозвали Достбатами, по очереди старались завоевать ее сердце и душу с помощью забрызганной кровью бейсбольной клюшки, причем метили в основном в лицо. Пендель наблюдал за этим зрелищем, заложив руки за спину, – впрочем, не добровольно, еще двое солдат скрутили ему руки, и сердце у него разрывалось сначала от страха, затем – от гнева, и уже только потом он начал умолять, заклинать их не делать этого. Позволить ей жить.
