– А это что еще за персонаж?
– Она офицер полиции и была приставлена следить за освобожденными на поруки. Очень серьезная дама. Всегда считала, что ничего путного из меня не выйдет.
– А вы когда-нибудь ходили в клуб обедать? Или были приглашены?
– Крайне редко. Просто нынешнее финансовое положение не позволяет, я бы так это сформулировал.
– Ну а если б я заказал десять костюмов вместо двух и был бы свободен вечером, вы бы меня пригласили?
Оснард надевал свой старый пиджак. «Пусть сам туда отправляется», – подумал Пендель, подавив импульсивное желание угодить.
– Ну, возможно. Все зависит… – неопределенно протянул он.
– И вы позвоните Луизе. И скажете: "Дорогая, чудесные новости! Один сумасшедший брит заказал у меня целых десять костюмов, и я угощаю его обедом в клубе «Юнион».
– Вообще-то можно…
– Как воспримет она это?
– Ну, это зависит…
Рука Оснарда скользнула в карман и извлекла тот самый коричневый конверт, который уже успел попасться на глаза Пенделю.
– Вот, держите. Пять тысяч за два костюма. Никаких квитанций не надо. Плюс еще две сотни на корзинку с завтраком.
На Пенделе по-прежнему красовалась жилетка с расстегнутыми пуговицами, а потому он сунул конверт в карман брюк, где уже лежал блокнот.
– Все в Панаме знают Гарри Пенделя, – заметил Оснард. – Стоит вам затаиться или исчезнуть, как все сразу заметят. А потому самое милое дело – бывать повсюду. Тогда никто не обратит на нас внимания.
Они снова стояли лицом к лицу. При ближайшем рассмотрении оказалось, что лицо Оснарда так и светится с трудом подавляемым возбуждением. И Пендель, будучи натурой восприимчивой, сам оживился и просветлел. Они спустились вниз. Пендель пошел позвонить Луизе из раскроечной, Оснард стоял и ждал, опершись на зонтик.
– Ты, и только ты, знаешь, Гарри, – жарко шептала Луиза Пенделю в левое ухо. Шептала голосом матери. (Социализм и школа, где преподают Библию.)
– Знаю что, Лу? Что именно я должен знать? – шутливо спросил он. – Это ты меня знаешь, Лу. Ничего я не знаю. Тупой и неграмотный, как пень.
Говоря по телефону, она умела держать долгие паузы. Порой невыносимо долгие, они тянулись, как время в тюрьме.
– Ты один знаешь, Гарри, стоит ли бросать семью на весь вечер, тащиться в этот твой клуб и развлекаться с чу [6]: Ханна, его девятилетняя принцесса-католичка, Марк, его восьмилетний еврейский сыночек, упрямо не желавший учиться играть на скрипке. И Пендель любил свою семью с нежностью и преданностью сироты, и одновременно страшно боялся за нее, и научился воспринимать это счастье как посланный дураку небесный дар.
