И прав был тот же автор, указавший, что А. И. "уважал человеческое достоинство в каждом человеке, на какой бы ступеньке общественной лестницы или умственной иepapxии тот ни стоял. Он не был по натуре партийным человеком и помогал людям всех партий и всем группам в той мере, в какой они соответствовали его представлению о добре и правде".
Друзей и почитателей он имел поэтому во всех кругах: начиная от столичных "верхов" (в великокняжеских и аристократических дворцах), от баронов Гинцбургов и других представителей haute finance до бундовцев и пролетариев всех оттенков.
А. И. всегда находился в гуще партийных столкновений и раздоров, - но меньше всего он был человеком диалектической складки. Он сам почти никогда не спорил, не препирался - "никакие диалектические хитросплетения, - как писали о нем, - не могли его сбить с верного пути". Он стоял н а д всем этим. У него "в глубине души был таинственный компас, неизменно указывавший наиболее верный путь человеческому назначению, путь человеческого достоинства и душевного благородства". В этом талисмане следует искать тайну влияния А. И. на людей самого разнообразного положения и характера. {22} А. И. - как сказал о нем Л. Я. Штернберг - был полным, характерным "представителем той гуманной культуры, которая теперь как будто всюду клонится к закату, и в глазах тихого Александра Исаевича сиял тихий вечерний свет этой культуры".
Не доживем ли и мы - после переживаемого заката - до той зари, когда снова появятся в нашей среде люди типа Александра Браудо: - люди с благородным заветом - тихо, незаметно творить кругом добро, и невидимо бороться против насилия и несправедливости?..
Л. Брамсон.
{23}
МОИ СНОШЕНИЯ С А. И. БРАУДО
(П. Милюков)
Судьба свела меня довольно поздно с А. И. Браудо, и я не могу похвалиться особенно близкими отношениями с этим замечательным человеком. Его обычная сдержанность и какая-то прирожденная застенчивость, мешавшая ему открывать свой внутренний мир, не позволяла в сношениях с ним переходить через известную границу. Тем не менее, я могу сказать, что, познакомившись, мы как-то сразу нашли простой дружественный тон, который и не изменялся до самых последних наших встреч.
Вероятно, нашему быстрому сближению содействовала и та обстановка, в которой мы впервые встретились. Я - прирожденный москвич, и в Петербурге на жительство попал только после своего заграничного пребывания в Болгарии, т. е. в самом начале XX века. Скоро я попал в тюрьму, а эатем жительство в столице мне было запрещено. Я поселился недалеко от столицы, на станции Удельной, и здесь мы оказались соседями по даче с семьей А. И. Мои дети играли с детьми Браудо, и скоро, конечно, между нами завелись непосредственные сношения. По доброжелательному характеру А. И., по сходству наших политических взглядов, и по одинаковому направлению нашей общественной деятельности эти сношения только и могли быть самыми дружественными.
