- Ладно, иду, - буркнула Нина и демонстративно повернулась, словно убегая от задыхающегося голоса старого человека.
Глаз отмечал его присутствие, проявлявшееся в новых иконах на голых до этого стенах. Когда-то отец, желая заделать щели между разошедшимися в соединениях балках, обклеил их газетами. Были там номера "Сигнала", какого-то "Освобождения" и "Популярной газеты". Отец, по происхождению украинец, в деревне единственный выписывал польские газеты. Таким уж он был странным, пришел откуда-то из города в деревню как плотник, чтобы после женитьбы стать крестьянином.
Омужичился здесь, в Рудле, а когда-то был преподавателем строительного лицея в городе. "До той поры, пока не стали закрывать украинские школы и открывать польские тюрьмы", - как однажды сказал он Нине. Младшую дочь он учил с начала войны, а когда УПА начала проводить пацификацию сел, засадил ее за книги, как будто сам искал в них покоя. Она училась по польским учебникам. Отец считал, что Нина могла бы уже сдать экзамены за среднюю школу, но над ней стали смеяться одичавшие от пастушества ровесники.
"После всего этого ты сама будешь учить людей", - говаривал отец.
Однажды ночью его забрали. Нина услышала стук в окно комнаты, где он спал, потом голоса, долгий, как будто о чем-то просящий или объясняющий полушепот отца. И еще какие-то шаги, скрип двери. Когда она разбудила старшего брата, отца уже не было. Он ушел навсегда. Никто не знал, кто его увел. Они не получили ни одной весточки, которой в страхе ждали, ничего. Нина со старшей сестрой и братом Алексы осталась на хозяйстве. Алексы только как-то почернел, ходил одеревеневший и вскоре простился с сестрами. В течение нескольких дней она осталась без тех, кто был ее семьей, составлял ее жизнь.
Теперь на мученически висящих вверх ногами отцовских газетах появились, точно прибитые гвоздями справедливого божьего приговора, изображения святых.
Нина вернулась с молоком.
- Там такой смешной один приехал... - сказала она вдруг.
- Что? - Хелена оторвала голову от плиты.
- Ничего, солдаты, говорю, и один такой... - путалась Нина. - Я ему язык показала, - захохотала она.
Хелена пожала плечами и застыла прислушиваясь. Но из соседней комнаты доносились только глухие удары; это органист, бия себя в грудь, совершал утреннюю молитву.
Было уже почти темно. Пение майского богослужения, разливающееся над рекой из каплички на перекрестке, сегодня не содержало горьких жалоб. литанийного запева. В нем преобладали пасхальные перезвоны.
