Марема расхохоталась, а Ефросина всерьез продолжала ворчать:
— Нет, право… Бедный Пруденций!.. не гляди на него этими жгучими
глазами, Марема!.. Я постараюсь тебе найти добрую госпожу, которая заплатит
за тебя Мелите хорошую цену и будет с тобой хорошо обращаться.
— А разве у той госпожи нет мужа?
— Есть, но он уже очень стар.
— Это тем лучше: тем он скорее возненавидит свою старую жену и станет
гнуться к коленам красивой невольницы… И тогда эта добрая госпожа, к
которой ты хочешь меня устроить, исцарапает ногтями лицо Маремы и продаст
меня еще худшей мегере. Так-то вот трудно устроить со мною. Но ты, о вдова
Ефросина, не беспокойся: знай, что не невольница больше… Марема свободна.
Мелита подарила мне волю.
— Давно ли? — Сегодня же ночью, когда ей казались так скучны все
повторения в супружеской жизни. Тут она захотела, чтобы и для меня не
повторялись терзанья неволи. Да, я свободна, вдова Ефросина, и считаю земную
любовь разнополых людей высочайшей усладою жизни… Я могла бы… и даже
хотела бы принести мое тело в жертву при храме Изиды или могу дать внучат
матери красивого и сильного юноши, но… ты знаешь… и во мне есть
смущенье…
— Чем же ты смущена?
— А вот тем самым, что происходит с Мелитой…
— Что ж тебе кажется?
Марема двинула своим смуглым плечом и, взявши за обе руки вдову
Ефросину, пригнулась к ее лицу и сказала ей тихо и внятно:
— Мне иногда тоже кажется… что он где-то есть…
— Кто?
— Тот, кто научил ее знать что-то такое, чего мы не знаем.
— Так пусть она это покажет.
— Она еще не нашла… а все хочет искать, чего мы не ищем… Кто он,
который дает ей эту силу терпеть все, что посылается в жизни, и отказываться
от всего, что привязывает к этой жизни… Зачем она налагает на себя узы, а
меня одаряет свободой?.. О Ефросина! Что, если Мелита правей нас!.. Что,
если мы не все целиком здесь на земле начались и не здесь кончимся, что,
если взаправду здесь только школа или гостиница?.. Как тогда стыдно!.. Как
тогда страшно! Я хочу когда-нибудь это проникнуть… хочу это понять… И я
все, что мне нужно, пойму… Не верь, вдова Ефросина, что одни только старцы
под длинными тогами могут понять, в чем настоящий смысл жизни… В то же
самое время, когда я слышу своими ушами, как шумит моя кровь и стучит мое
сердце, я слышу и что-то другое… что-то такое, что, вероятно, еще
явственней слышала моя госпожа и что ее сделало…
