Ведь он так изящен, так нежен, что один отказ Мелиты принять его к себе
мужем наверное и без малейшего сомнения убьет его!.. Да; убьет его, самого
стройного и красивого, самого доброго и достаточного юношу на всем
побережье! Неужто это — то, совсем отвлеченное и мало понятное?.. Неужто
есть такая странная вера, которая может побудить женщину отвергнуть
влюбленного в нее молодого красавца, как невинный Пруденций? Нет; это все
пустяки! нужно только скорее дело свести к поцелуям! Скорее украсить цветами
алтарь бога любви, скорее заставить Мелиту принести жертву Гимену.
Всеми такими соображениями и надеждами вдова Ефросина вдохновила пылкую
душу темнокожей Маремы, девушки, возраст которой достиг самой огневой поры,
и Ефросина вдруг увидела, как этот огонь всюду светит во всем теле Маремы,
разливаясь прямо из-под черных волнистых волос на ее гладкий лоб, брови,
полные неги глаза, на шею, на дрожащие плечи и грудь, которая волной
заходила под легким покровом.
Ефросина теперь точно в первый раз увидала Марему и только теперь
почувствовала, что эта темнолицая девушка тоже прекрасна, и хотя красота ее
совсем не такова, как красота Мелиты, но зато… здесь дух не поведет распри
с плотью и кровью… Эта наверно не станет укорять природу за однообразие
общих всем людям желаний!
И вдова Ефросина сама не уследила за собою, как она увлеклась страстной
красотою Маремы: она коснулась слегка обеими руками ее плеч и потом
улыбнулась и, быстро отодвинув ее от себя, воскликнула:
— Ну что это, право, как ты красива, Марема! Вообрази, что до этой
минуты я тебя будто совсем не видала!
— Вот как! — отозвалась шутливо Марема. — У нас в Финикии, откуда я
родом, есть много красавиц; быть может, и мать моя тоже была из красивых.
— А ты ее не видала?
Марема молча отрицательно покачала головою.
— И вовсе не знаешь ее?
— И вовсе не знаю. Иначе бы я не была продана сюда в рабство.
-Да, да, да! — молвила, точно будто в себе самой, Ефросина. — И знаешь
ли, друг мой Марема, ты уж слишком хороша для рабыни… Мелита, может быть,
и не делала ошибки, что держала тебя, пока она была замужем за Алкеем. К
нему она была равнодушна, и ты не могла возбуждать в ней ревности, но когда
мужем ее станет сын мой Пруденций… Вот уж тогда я ей не посоветую этого…
Ты не безопасна… Под одной крышей с тобою всякой жене должно быть
тревожно… Ты опьяняешь… от тебя чем-то веет… Я боюсь — это, быть
может, одуряющий запах заколдованного корня…
