— Почтенные люди и ты, о, нежно любимая мать моя, вдова Ефросина! Еще в
очень недавнее время отсюда отплыли вдвоем: отец мой, отважный Гифас, с
бесстрашным Алкеем. Так они много раз отправлялись вместе вдвоем и всегда
вместе вдвоем возвращались, но в этот последний раз случилось иначе: в этот
раз возвратился один только смелый Алкей и открыл здесь, на этом месте, всем
вам, и мне, сыну Гифаса, и вдове отца моего Ефросине, что отец мой сделался
жертвою моря.
Все люди слушали это вступление о вещах, всем им известных, и
-напряженно смотрели на Пруденция и на Мелиту с Маремой, стоявших
по-прежнему в лодке. В толпе проносилось:
— Что он хочет сказать?.. Для чего в лодке стоят Мелита с служанкой?..
Пруденций, быть может, узнал что-нибудь и задумал теперь обвинить в
преступленье Алкея?
А Пруденций, вместо того, вдруг зарыдал и, рыдая, воскликнул:
— Посмотрите же, что нынче сталось с самим бесстрашным Алкеем!
Пруденций сдвинул лежащий на дне лодки парус и, приподняв труп Алкея,
добавил:
— Вот он, Алкей! Он убит. Подходите и смотрите: на его темени рядом три
одинакие ранки. От каждой из них человек должен был умереть непременно, а
Алкей получил все три раны в одно мгновение ока.
— Где и как он мог получить их? — зашумели, толпясь на берегу и отчасти
входя в воду, люди.
— Ты должен все объяснить, — кричали другие.
— Да, ты за него отвечаешь.
— И ты можешь быть в подозрении; ты мстил ему за Гифаса!
— Или завидовал красоте несравненной Мелиты!
— О, воздержитесь! — воскликнул Пруденций. — Вы не опоздаете оскорблять
меня обвинениями и после того, когда я все изложу вам, как было дело. Дело
же в том, что Алкей и упредивший его на пути в царство теней отец мой Гифас
не только занимались торговлей, но они… они тоже нападали на другие суда и
грабили их и топили…
На всю массу слушателей это не произвело особенно сильного впечатления
и даже, кажется, никого не удивило, кроме одной. Мелиты, которая вскрикнула:
«Мой муж был разбойник!» и, подняв кверху руки, упала головою на плечо
Маремы.
Пруденций же продолжал говорить и рассказал, что он не верит словам
Алкея, как погиб Гифас, что это, наверное, было как-то иначе, но что он
никогда не думал мстить за это Алкею, а сам Алкей получил свои раны от
гвоздей, предательски вбитых в днище плывшей византийской триремы[5], под
которую Алкей поднырнул, с тем чтобы тихо взобраться на ее борт и задушить
сонного кормщика, а остальных сонных людей сбросить в море; но эта трирема
была для них проклятой ловушкой: когда они встретились с ней пред рассветом,
люди на ней только притворялись спящими, а вовсе не спали; а дно самой
триремы было утыкано острыми спицами, из которых три сразу же вонзились в
темя Алкея, так что белый гребень набежавшей волны в то же мгновенье и сразу
весь окрасился Алкеевой кровью…
