Однако Кааврен рад был ответственности – это было в его характере, – и в течение столетий он со своими обязанностями достойно справлялся. Он уже не видел в службе средства достижения славы. Скорее теперь она занимала Кааврена сама по себе, и его мысли о продвижении постепенно исчезали по мере того, как крепла решимость выполнять свою работу с максимальной эффективностью.
Если пятьсот лет назад его девиз звучал так: «Пусть не будет границ моему честолюбию», то сейчас Кааврен жил по принципу: «Пусть мое честолюбие дойдет до границ моих возможностей». По-иному расставленные акценты, как мы видим, говорят о серьезном изменении характера.
Именно таким был человек, с которым неожиданно столкнулся в дверях Тортаалик. За пятьсот тридцать лет император успел к нему привыкнуть. Его величество гордился тем, что мог составить правильное мнение о своих подданных. Он даже поделился своими мыслями по этому поводу с тогдашней фавориткой Эновой Риджеской в одном из немногих сохранившихся до наших дней писем: «Несмотря на то, что твердят все вокруг, я верю лорду Кэпстру. Почему? Потому что так чувствую и скорее доверюсь своим ощущениям, нежели стану слушать советников Империи». Это было написано как раз перед знаменитым скандалом «Трех повешений».
И, увидев перед собой офицера в голубом и белом цветах Дома Тиасы, в золотом форменном плаще Императорской гвардии, с лейтенантской эмблемой на груди, Тортаалик подумал, что перед ним тот, кому он может доверять. А его величество сейчас чрезвычайно нуждался в таком человеке.
– Ну, лейтенант? – начал он.
Глаза Кааврена слегка округлились – он не привык, чтобы его величество обращался к нему с чем-нибудь, кроме приказов.
– Сир? – ответил гвардеец, глядя на человека, которого Боги сделали его господином.
Еще несколько сотен лет назад Кааврен вложил бы в это слово и в выражение своего лица и готовность к сражениям, и желание рискнуть жизнью по приказу его величества. А сегодняшний Кааврен лишь отозвался на обращение императора и теперь ждал продолжения, не проявляя особого любопытства. Встретив спокойный, уверенный взгляд, его величество слегка смутился и, чтобы скрыть это, повторил:
– Ну так что?
– Сир?
– Значит, вам нечего сказать?
За прошедшие годы Кааврен превратился в солдата, не склонного к многословию, а уж если он что-то говорил, то очень старательно подбирал слова. На сей раз он ограничился пятью:
– Я к услугам вашего величества.
– А я, – продолжал император, – жду, что вы можете сказать.
