И, слагая гимн безымянной красавице, Дер погрузился в сон.
Ему приснилось, будто он лежит под деревом рядом с догорающими углями костра, а из-под арок ветвей к нему подъезжают три князя на черных скакунах. Это были именно князья, ибо никто другой не мог носить такие одежды и гарцевать на таких лошадях.
И хотя Дер спал, он все видел сквозь закрытые веки. Видел, как князья остановились и посмотрели на него.
— Этот лес кишмя кишит смертными, — заметил один из них.
— Они повсюду, — ответил другой. — Заполонили мир. Но мы сами научили их любить, и это была наша ошибка.
Все трое рассмеялись, и третий, приблизившись к Деру, заглянул ему в лицо.
— Тебе повезло, что ты так красив, — молвил он. — Если б ты мне не понравился, я бы прикончил тебя на месте. — И, склонившись с необычайной, не свойственной людям грацией, этот князь, сам писаный красавец, поцеловал Дера в лоб. И поцелуй этот обжигал — как пламя, как лед, как кислота. Дер хотел вскочить, но непосильная тяжесть сковала его, — ни проснуться, ни пошевелиться. Как будто его опоили волшебным зельем, и он во сне провалился в сон.
Он слышал, как князья уехали прочь, и поступь лошадей казалась шуршанием парчи по траве, и бубенцы едва звучали. Потом конь Дера заржал и, разорвав путы, бросился вслед за князьями. А Дер, обездвиженный поцелуем, не мог даже послать ему вслед проклятие.
— Но это ведь был всего лишь сон, — произнес он утром, тщетно оглядываясь в поисках лошади. И тогда Дер исторг ругательство, да так громко, что кролики навострили уши и уставились на него из зарослей фиалок.
— Как сон мог похитить у меня лошадь? — воскликнул Дер.
Никто ему не ответил, хотя весь лес должен был это знать. И Дер пришел к выводу, что лошадь убежала сама.
— Проклятый мальчишка, если найду, отправлю обратно к Колхашу, — пообещал Дер кроликам. — Он уже стоил мне приятного вечера в таверне, отцовского осла и лошади.
Но Дер недолго гневался — он был не из злопамятных, как, впрочем, и не из сообразительных.
Он встал со своего ложа и пошел прочь, как он полагал, в сторону таверны.
Приблизительно в это же время взлохмаченная, с застрявшими в волосах грибами Йезада выбиралась из дупла. Вид ее был плачевен после всех злоключений.
Она не представляла, куда идти, но надо было по меньшей мере выбраться из леса. В этом деле можно было полагаться лишь на удачу, которая последнее время не слишком ей благоволила. К тому же ее мучила жажда. Вновь услышав журчание воды, она поспешила к ручью.
