Девочка застыла на месте и, разинув рот, слушала Пиппи. А Томми и Анника уже не в состоянии были есть груши. Они были целиком захвачены рассказом Пиппи.
– Детей у него было гораздо больше, чем он мог сосчитать, а младшего звали Петтер, – заливала Пиппи.
– Да, но у китайского ребенка не может быть имя Петтер, – сказал Томми.
– То же самое говорила ему и его жена: «Не может у китайского ребенка быть имя Петтер». Но Хай Шанг был страшно упрямый и заявлял, что мальчишка будет зваться Петтер или вообще никак. И вот он, страшно разозлившись, уселся в угол и натянул уши на голову. И тогда его бедной жене пришлось, ясное дело, сдаться, и мальчишку назвали Петтером.
– Вот как, – тихонько сказала Анника.
– Это был самый избалованный мальчишка во всем Шанхае. Капризный в еде, так что его мама была просто несчастная. Вы, верно, знаете, что там, в Китае, едят ласточкины гнезда? И вот его мама сидела там с полной тарелкой ласточкиных гнезд и пыталась его накормить. «Так, миленький Петтер, – говорила она, – сейчас мы съедим ласточкино гнездо за папу». Но Петтер только крепко сжимал ротик и мотал головкой. В конце концов Хай Шанг так рассвирепел, что запретил готовить Петтеру другую еду, до тех пор пока он не съест ласточкино гнездо «за папино здоровье». А уж если Хай Шанг что-нибудь говорил, то это – железно. Одно и то же ласточкино гнездо путешествовало туда и обратно, из кухни в столовую и обратно с мая по октябрь. Четырнадцатого июля мама Петтера стала молить Хай Шанга разрешить ей накормить мальчика мясными фрикадельками, но Хай Шанг сказал «нет».
– Ерунда! – изрекла девочка, стоявшая на дороге.
– Да, то же самое говорил и Хай Шанг, – продолжала Пиппи. – "Ерунда,
– сказал он. – Ясное дело, мальчишка может съесть ласточкино гнездо, если только перестанет упрямиться". Но Петтер все время – с мая по октябрь
– только и делал, что крепко сжимал ротик.
– Да, но как же он мог тогда жить? – удивленно спросил Томми.
– А он и не мог жить, – спокойно ответила Пиппи, – он умер. Из чисто бычьего упрямства. Восемнадцатого октября. А хоронили его девятнадцатого. Двадцатого же влетела ласточка и снесла яйцо в ласточкино гнездо, которое по-прежнему стояло на столе. Так что гнездо уж во всяком случае пригодилось. И никто не пострадал, – радостно заявила Пиппи.
Потом она в раздумье посмотрела на девочку, стоявшую с ошалелым видом на дороге.
– До чего ж ты чудная, – сказала Пиппи. – В чем дело? Уж не думаешь ли ты, что я сижу тут и вру? Что? Попробуй только скажи, что я вру, – угрожающе заявила, засучивая рукава, Пиппи.
