Тётка Аксинья с перепугу руками замахала:
— Что ты, родименький! Сроду я слухов не нашивала. Иной раз, каюсь, и хотелось бы с бабами посудачить, чужие косточки перемыть, но нет, язык прикушу и дальше спешу. Как знала, что на том свете лукавый язык к пятке пришивают.
— Раз так, то прямо иди без боязни. Да гляди, тут языку много мучениев придумано. Недаром сказано: язык мой — враг мой. Слышишь перестуки? Там клеветники да облыжники собрались, злые наветчики.
Смотрит баба, народ попарно сидит, у каждого в руке клещи, в другой — молоток. Клещами изо рта у соседа язык тянет да молотком по нему что есть силы лупит. Но и тот в долгу не остаётся. Кричать не могут, токмо мычат от боли и на каждый удар сильнейшим ударом отвечают.
Глядя на них, баба чуть не взвыла:
— Неповинна я в таких делах, никого не оболгала, одну правду говорила, от себя не добавляя. Веди меня, родненький, дальше.
— Дальше матерщинники свалены, ракальи ругательные. Коли и там неповинна, иди быстрее, уж больно там смрадно воняет…
Тётка Аксинья бегом побежала, лишь бы скорей такое место миновать.
Дальше по разные стороны тропы разным людям место. Семо моты да гулёны сами у себя жилы тянут да на клубки мотают. Овамо — ростовщики да процентщики. Они в аду калёные пятаки голыми руками считают.
Аксинья и вопроса не ждёт, сразу кричит:
— Невиновна! И бережлива я была, а уж в долг сроду никому не давала и лихвой не попользовалась ни на полкопеечки.
Сказала и прошла прямой дорожкой, как по ниточке.
Так и шла сквозь все адские ужасы: мимо татей и душегубцев, хищников и казнокрадов. Тут уж и провожатый вопросов не задавал, и слепому видно — ну какой из тётки Аксиньи казнокрад, если она той казны и во сне не видала?
Последним при дороге царь Ирод сидит: на золотом троне, в золотом венце, золотой скипетр в руке держит. Всё то золото добела раскалено, инда смотреть больно. Вокруг детоубийцы толпятся, услужают господину, в ладонях уголья горящие носят, подсыпают к трону поближе. Царь Ирод слуг жезлом горящим по головам бьёт, и кто что кричит — за общим гвалтом не слыхать.
Как тётка Аксинья мимо промчала — и сама не помнит. Очухалась, когда дорога впереди просветлела и в неизмеримой дали показались райские врата. Обрадовалась Аксинья, только глядит, посреди дороги яма вырыта преглубокая, весь путь загородила. А в яме той черви копошатся да аспиды, скорпионы жалящие, крысы хвостатые, гады кусачие… так кишмя и кишат.
— Ой, да что же это за напасть такая ? А сзади отвечают:
