— Работать пускай идёт, — сказал Юра безо всякой жалости.
— Так он работает! Водяником работает, а что толку? Сами посудите, водяник в каждой деревне нужен, а ставка одна на весь район. Между всеми одну ставку поделить, сколько получится? Никак. Ваня говорил, у него двенадцать рублей пятьдесят копеек в месяц очищается.
— Это что же за работа такая за двенадцать рублей? — спросил Юра, получавший в пятьсот раз больше.
— Водяником. Бащня водонапорная на горушке стоит, видели?
— Ну, — подтвердил Юра.
— Там насос в сарае стоит. Ванечка, если проснётся, утром его включает, а потом выключает, если не забудет.
— А если не проснётся?
— Тогда мы без воды сидим. А всё равно — бак ржавый, вода жёлтая. Просто по хозяйству годится, а на чай мы за водой к кипеню ходим.
— За такую работу, — сказал Юра, — я бы и двенадцати рублей пожалел.
В горнице заканчиваюсь прощание. Бойкая тётка, заправлявшая обрядом, позвала мужчин. Возле гроба, уже накрытого крышкой, сидел Ванечка, толстая женщина средних лет и зарёванная девчонка лет пятнадцати в платке по-бабьи.
Зеркало в простенке и портреты родных были завешаны чистыми полотенцами, а шторки перед иконами, напротив, раздвинуты. Обычно-то образа закрывают, чтобы не смущать святых зрелищем грешной жизни. Но сегодня их час пришёл. Вместо лампадки горела привинченная к киоту электрическая лампочка. Можно и не спрашивать: добрый отец Михаил дозволил, понимал батюшка, что девяностолетней старухе с огнём в красном углу возиться не с руки, того гляди — искру заронишь.
— Вроде бы четверо детей было? — шепнул Юра словоохотливой старушке.
— Так старший, Ванечкин отец, помер, младшенькая с дочерью вот сидит, а двое других приехать не смогли. Дела у них.
— Это что же за дела такие, чтобы о матери не вспомнить? — возмутился Юра, забывший, что и сам уже шесть лет не был в Найдёнке, с тех самых пор, как забирал у бабушки Надьку, которой пришла пора идти в школу.
— А вот этого не знаю. Один-то в Мурманске, плавает. Так он, наверное, в море. Или на пенсии уже? По возрасту вроде так. Значит, просто не доехал. А второй в Череповце. Тоже конец не близкий, может, и он не поспел.
Богородица с Юрой встали в головах, за две другие ручки взялись энергичная и словоохотливая тётки. Мужчинами деревня, видимо, вовсе оскудела, или же они все приходились покойной близкими родственниками. Ногами вперёд вынесли бабку Нюру, поставили в телегу, на которой прежде возили навоз. И многое ли изменилось? Землёй ты был, в землю и обратишься.
