– Как все прошло сегодня?
– Хорошо, точнее говоря, как всегда – они сейчас столько народу кончают, что все идет своим чередом: группы протеста, родственники жертв, адвокаты, пресса – все то же самое. Смерть – наше ремесло.
Итак, мой друг желает позабыть обо всем, потому что надвигаются выходные, и смерть мешает ему спокойно спать, и, конечно, его сексуальная жизнь уже не та, что была, а в этих местах секс – единственное развлечение помимо коридора смерти. Здесь трахаются больше, чем во всем штате. Такова статистика. Разумеется, химия в коридоре смерти строжайше запрещена. Никому не нужен сидящий в камере убийца с пустой головой. Это было бы несправедливо по отношению к нему. Это было бы несправедливо по отношению к его жертвам. Преступления должны оставаться в памяти.
– Все нужно забыть,– говорит мой друг, он заказал себе коктейль такой величины, что в бокале можно было бы утопить собаку,– Забыть все дни. Те, что были, и те, что будут. Пять часов и шесть часов – все сроки, но особенно шесть.
– А почему всегда шесть часов?
– Не знаю. Предполагаю, что во всем необходим порядок.
Сначала он допивает коктейль. Потом мы заказываем пиво. Уже ночь. Деревья в парке колышутся, люди ведут себя оживленно. Одни уходят, другие только что появились. У одних в руках библии, У Других – плакаты, написанные почерком душевнобольных. Один из плакатов гласит:
СДЕЛАЙТЕ ИМ ПОБОЛЬНЕЕ.
Поют свои песни исполнители обещаний. Исполнители обещаний – не фанатики, это белые, обретшие веру. Они вздымают вверх кресты и флаги. Держат на руках детей. Улыбаются. Они готовы. Никто точно не знает к чему. Стопы их опираются на традицию, глаза устремлены в будущее.
В песне исполнителей обещаний, между прочим, поется:
ЭТО НЕ МЕСТЬ, ЭТО СПРАВЕДЛИВОСТЬ.
Мы пьем пиво, закусываем пирожками. Мой худощавый друг впадает в беспокойство. Его жену зовут Соня. Она мексиканка. Она ждет его дома, ужин на плите. Поэтому я передаю моему другу его заказ и забираю свои деньги.
– В любом случае, я им больше не нужен. Они уже два года передают казни по телевизору. У них есть тридцать миллионов свидетелей.
Тут мой друг абсолютно прав. Однако он продолжает глядеть на меня.
– Это честная, хорошо оплачиваемая работа. У нас двое детей.
– Вот и славно. А теперь, с вашего разрешения, я тороплюсь, у меня автобус через час.
Мы поднимаемся одновременно. Он не сказал, как зовут его детей, и в глубине души я этому рад, потому что для меня имена детей клиентов совершенно не важны.
