— Вот как, — с улыбкой ответил я. — Не хотите ли вы строить новый дом?
— Нет, нет, не то, — отозвался Бизли. — Видишь ли, Джейкоб, как я уже говорил тебе прошедшей зимой, мне пора бросить работу. Я уже не молод, и всякому овощу свое время. Осенью я думаю оставить баржу и совсем выйти на берег. Но в то же время мне необходимо обдумать, как устроить себе новую жизнь. Итак, скажи мне, когда ты будешь у меня?
— Хотите в четверг?
— Отлично; приди к завтраку, назад отправишься после ужина, а если захочешь, старуха повесит для тебя гамак.
— Хорошо. Но где Том?
— Том? Не знаю. Думаю, он с этой дочерью Степлтона. Я не вмешиваюсь в его дела, и мне кажется, они созданы друг для друга.
— Что вы хотите сказать?
— По красоте они парочка, но я говорю не об этом. Она хитра, но и он себе на уме и будет управлять своим рулем, как она своим. Их жизнь превратится в борьбу, но за удар заплатят ударом. Я знаю одно: что невеста Тома может быть прихотлива и хитра, сколько ей угодно, но что жена Тома не будет такой. Он сумеет держать ее в руках. Ну, до свидания. Мне далеко идти.
Когда я вернулся домой, Мэри была одна.
— Здесь был Том? — спросил я.
— Зачем вы спрашиваете?
— Чтобы вы ответили, если вам все равно.
— Совершенно все равно. Мистер Джейкоб, Том был здесь и на этот раз превеселый.
— Он всегда такой, — сказал я.
— А где были вы? — задала она вопрос. Я ответил.
— Значит, вы видели старого Домине, — продолжала Мэри. — Скажите же, что он обо мне говорил.
— Этого я не повторю, — ответил я, — а скажу только, что он никогда больше не будет думать о вас; не ждите, что вы когда-нибудь увидите его.
— Но помните, он обещал прийти.
— Он сдержал свое обещание, Мэри.
— Он сказал вам это? Он рассказал все, что произошло?
— Нет, Мэри, он ничего не говорил мне, но я все знаю.
— Не понимаю вас.
— Тем не менее это правда, и я считаю, что, в общем, вы поступили хорошо.
— Боже мой, вы, верно, были в этой комнате. И вы слышали все?
— Все до слова, — сознался я.
— Признаюсь, — заметила Мэри, — »я не могла вообразить, чтобы вы были способны на такую низость.
— Лучше обвиняйте собственную неосторожность, Мэри. То, что я слышал, мог слышать всякий. Если вам угодно разыгрывать нежные сиены в комнате, которая поднимается всего на восемь футов от земли, широко открыв окно, не удивляйтесь, что каждый прохожий услышит ваши слова.
— Это правда, я и не подумала, что окно открыто; и мне было бы все равно, если бы весь мир слышал… только бы не вы.
