Дверь спальни была заперта изнутри, потому что накануне Сантьяго Насар вышел из дому через спальню матери. Кристо Бедойя не только знал дом как свой собственный, но и пользовался в этой семье полным доверием: он толкнул дверь спальни Пласиды Линеро, чтобы пройти через ее комнату в спальню ее сына. Пыльный солнечный луч пробивался в круглое оконце, и красивая женщина, которая спала в гамаке на боку, подложив руку под щеку, будто невеста, казалась неземной. «Точно привиделась»,– сказал мне Кристо Бедойя. Он на миг остановился, завороженный ее красотой, а потом двинулся дальше, в полной тишине, мимо ванной комнаты и вошел в спальню Сантьяго Насара. Постель была не смята, на кресле лежал отутюженный костюм для верховой езды, а поверх него– сомбреро, и на полу сапоги и шпоры. Наручные часы Сантьяго Насара на тумбочке у кровати показывали 6.58. «Я вдруг подумал: может, он взял оружие?» – сказал мне Кристо Бедойя. Однако ящике тумбочки он обнаружил «магнум». «Я не стрелял ни разу в жизни,– сказал мне Кристо Бедойя,– но решил захватить револьвер и отдать его Сантьяго Насару». Он приладил его у пояса под рубашкой, и только когда преступление уже свершилось, понял, что револьвер был незаряжен. Пласида Линеро появилась в дверях с кофейной чашечкой в руке в тот момент, когда он задвигал ящик.
– Святой Боже,– воскликнула она,– как ты меня напугал!
Кристо Бедойя и сам испугался. Теперь он видел ее при свете дня, в халате, расшитом золотыми жаворонками, непричесанную, и недавнее очарование улетучилось. Немного путаясь, он объяснил, что искал Сантьяго Насара.
– Он пошел встречать епископа,– сказала Пласида Линеро.
– Епископ проплыл мимо,– сказал Кристо Бедойя.
– Так я и думала,– сказала она.– Сукин сын, каких мало.
Она не стала продолжать, потому что в этот момент вдруг поняла, что Кристо Бедойя от смущения не знает куда себя девать. «Надеюсь, Господь простил меня,– сказала мне Пласида Линеро,– но он так смутился, что у меня мелькнула мысль: уж не собирался ли он чего украсть». Она спросила, что с ним. Кристо Бедойя прекрасно сознавал, что ведет себя подозрительно, однако открыть ей правду у него не хватило мужества.
– Просто я не спал всю ночь ни минуты,– сказал он.
И ушел, ничего больше не объясняя. «Все равно,– сказал он мне,– ей вечно мерещилось, что их обкрадывают». На площади он встретил отца Амадора, который возвращался в церковь в торжественном облачении, предназначавшемся для несостоявшейся службы, но Кристо Бедойя подумал, что тот не мог бы сделать для Сантьяго Насара что-либо еще, кроме как спасти его душу. Он снова пошел к порту, когда услыхал, что кто-то зовет его из лавки Клотильде Арменты. В дверях лавки стоял Педро Викарио, растрепанный и бледный, как мертвец, в расстегнутой рубахе с закатанными по локоть рукавами и с грубым ножом, сделанным им самим из тесака. Он вел себя вызывающе, разумеется, не случайно, и это была не единственная и не самая явная из попыток, предпринятых им в последние минуты с тем, чтобы кто-нибудь помешал ему совершить преступление.
